— Продать магазин… Не мог. Ты жил этим делом. Дышал им. У тебя было много планов. Всего лишь год назад ты купил третий и хотел расширить этот. Взять помещение на втором этаже. Ты наладил связи в Польше. Перед нашим расставанием ты как раз собирался расширить ассортимент товара.
Кирилл перевел взгляд на витрину и, чуть прищурившись, теперь смотрел на наше отражение.
— Значит, все настолько изменилось, что я передумал.
Сказал он и сунул руку в карман.
— Думаю, в этой связке есть ключи от офиса. Если их тут нет, то я готов признать, что в прошлом я был неадекватным психопатом, и по мне плакала психушка. Может, поэтому ты вытолкала меня из дома, а Снежинка?
Вопросительно вздернул бровь и сделал страшный взгляд исподлобья. Я усмехнулась уголком губ. Узнаю его привычку — разрядить обстановку. Он всегда умел это делать. Иногда раздражал до безумия, потому что становилось невозможно на него злиться, и оттого я злилась еще больше… но уже не на него, а на себя за то, что вместо ярости испытываю желание расхохотаться и, обняв его за шею, прижаться губами к его губам. Как же это было естественно всего год назад и как необратимо невозможно сейчас.
— Ну попробуй. Тут мы враньем не отделаемся. В магазине точно стоит сигнализация. И если ты и его продал, Авдеев, то можно нарваться на большие неприятности за попытку взлома.
— Ну и хрен с ним. У меня справка есть, что я по башке получил. Отмажемся. Давай, Снежинка, глянь на эти ключи. Какой из них, как думаешь? Угадаешь, я тебе что-то дам.
— А если не угадаю?
Обернулся ко мне и выдохнул мне прямо в лицо.
— То ты дашь мне, — пауза, от которой пересохло в горле и стало трудно вздохнуть, пошло-наглая пауза с намеком, — то… что я захочу.
И его взгляд… В нем так явственно читалось — чего именно он хочет. Я опустила глаза на связку ключей. Скорее, чтобы просто не сорваться, чтобы не выдать себя зардевшимися щеками и участившимся дыханием. Боже! Какой же бред. Насмешка какая-то. До сумасшествия хотеть собственного мужа и в тоже время держать эту проклятую дистанцию, и воевать. Бесконечно воевать сама с собой, чтобы не уступить. Не ему, а себе. Чтобы не возненавидеть себя еще больше, чем ненавидела весь этот год, пока пыталась его забыть и рыдала по ночам в подушку, сминая пальцами очередную нашу фотографию… или прижимала ее к щекам, целовала там его лицо и спрашивала сквозь слезы: «Почему? За что? Почему ты так со мной, Кир… Почему ты меня предал? Почему ты вытер об меня ноги? Как? Как ты мог так со мной?… Вернииись… пожалуйста… Вернись, чтобы я могла в глаза тебе еще раз посмотреть и окончательно понять, что все в прошлом».
— Вот этот, — протянула ключ Кириллу.
— Почему этот?
— Потому что их три, и они все одинаковые. И магазинов у тебя три. Я уверена, что ты сделал их одинаковыми. Ты любил чтоб все было под контролем и не терялось.
— Ну давай проверим, насколько ты хорошо меня знала, Авдеева.
Фамилию произнес с нажимом так отчетливо, что она у меня в ушах зазвенела, а внутри всколыхнулась волна какого-то старого ностальгического триумфа.
«— Через три дня ты станешь Авдеевой Евгенией Павловной.
— Еще чего. Моя мама говорит, что смена фамилии — это пережитки прошлого и давно вышло из моды, а женщина имеет право оставить свою девичью.
— С того самого момента, как ты поставишь подпись в ЗАГСЕ, я буду иметь на тебя все права, в том числе и помечать тебя как хочу, где хочу и когда хочу. И да… я старомоден. Ты будешь либо Авдеевой, либо никем. Ясно?
— Ясно-ясно… ты чего злишься? Я пошутила. Я ужасно хочу быть Авдеевой.
— Честно?
— Честно-пречестно. Поцелуй меня, старомодный деспот
— Прямо здесь?
— Прямо здесь и немедленно»…
— Черт, а ты выиграла. Ключ подошел.
Встряхнула головой, выныривая из воспоминаний и глядя затуманенным взглядом на мигающую кнопку сигнализации.
— Код! Надо ввести код.
— Когда мы поженились?
— Глупости. Ты ни разу не помнил правильно дату нашей годовщины.
— Говори, Снежинка, время идет. Сейчас менты приедут, и будет тебе «помнил-не помнил».
— Они и так приедут. Потому что это не подойдет. Романтиком ты никогда не был.
— НУ!
— Двадцать седьмое сентября.