Я тебя не знаю

Тяжело дыша смотреть в окно, впившись пальцами в подоконник, и слышать фоном, как закипает чайник, как стукнула дверью в ванную Маша, как пиликает ее сотовый в ящике кухонного стола, запертого на ключ. Словно сквозь туман все, и пальцы на запотевшем стекле рисуют узоры. Цветы и полоски, разводы и точки, а взгляд застыл на размазанных огнях города и проносящихся фарах машин. Может быть, и тогда я толкнула его к ней. Не так осознанно, как сегодня, не так ужасающе откровенно, а иначе. Какими-то словами, поступками. Ведь ему чего-то не хватало со мной? Конечно, не хватало. Например, молодого тела, упругой задницы и силиконового рта. Восторженных взглядов, откровенной пошлой лести. Вот этого протяжного «Кииииирчик». Аж скулы свело, и захотелось сплюнуть от гадливости. Мне захотелось. А ему, возможно, нравится это раболепие. Нравится, когда снизу вверх сморят, а не глаза в глаза, как я. На равных. Потому что поднимались вместе. Но может, стоило все же отстать? Хотя бы для видимости… для того чтобы почувствовал себя сильным и первым, как с ней. Возможно, нужно снизу вверх… и тогда ты становишься капризной маленькой девочкой, а он грозным и опасным защитником слабых? Но я так не умею. И притворяться не умею тоже. Значит, вот эта сучка, которая кажется тупой крашеной блондинкой, оказалась умнее меня в свое время. Она сумела.

— Мам!

Вздрогнуть. Тряхнуть головой и повернуться к дочери, стараясь выглядеть спокойной и заинтересованной.

— Да, милая.

— А папа когда приедет?

Задохнуться от резкой боли под ребрами и медленно выдохнуть. Я же знала, что так будет, верно? Я была в этом уверена. И все же допустила опять. Наступила на те же грабли и станцевала на них рок-н-ролл. До сих пор танцую прямо на зубьях. Уже все исколото до крови, а я отплясываю со страдальческим выражением лица.

— Не знаю, — стараясь, чтоб голос не дрожал, и слезы не навернулись на глаза.

— Он за Лизой поехал?

— Нет. Я не знаю, куда…

Смотрит мне в глаза своими огромными глазами, и мне кажется, она все знает, в душу мне просочился этот взгляд и переворачивает там все наизнанку. Как же трудно вот так стоять перед ребенком и не знать, что выбрать: правду, которая повергнет ее в такое же отчаяние, как и меня, или солгать, чтобы потом потерять ее уважение.

— Знаешь ты все. Я видела в окно, с кем он уехал. Не надо от нас скрывать. Мы все видим и понимаем. Мы не дурные, мама.

Резко выдохнула. Это был удар под дых. Неожиданно сильный. Настолько сильный, что я даже зажмурилась.

— Он вернется.

Медленно распахнула глаза. А дочь по-прежнему на меня смотрит. Такая маленькая и в то же время уверенная в своих словах, спокойная. В отличие от меня, нервно сжимающей дрожащие пальцы и задыхающейся только от одной мысли, что Кирилл сделал свой выбор, как и в прошлый раз.

— Он мне обещал, что больше никогда не уйдет от нас.

Захотелось усмехнуться, но я не смогла. Просто привлекла дочь к себе и спрятала лицо в ее волосах, пахнущих клубничным шампунем. Обещания. Как мало они стоят, и как легко раздаются направо и налево. Ведь ничего не стоит пообещать. Он и мне когда-то обещал. Сколько их было обещаний этих за двадцать лет. Не счесть. Что-то выполнялось, а что-то так и осталось просто словами никчемными.

— Обещал. Понимаешь? Сегодня обещал!

Подняла ко мне лицо и сжала мои руки.

— Ты должна ему верить, мама. Хотя бы раз поверь. Не останется он с ней. Вот увидишь. Ты лучше ее. Мам, лучше!

Слезы все равно навернулись, и я судорожно глотнула комок, застрявший в горле. Конечно, для моей маленькой девочки я лучше и всегда буду самой особенной.

— Это не так-то легко после всего. Верить. Это очень-очень тяжело, милая. Это как пытаться на сломанных ногах танцевать. Понимаешь?

Она кивает, но я вижу, что понимать не хочет.

— Людям нужно давать шанс. Хотя бы один. Один единственный. Папа заслужил.

Захотелось крикнуть «чем?!», но я сдержалась. Потому что для нее он тоже лучший. А я ведь дала ему этот шанс и даже не сегодня, и не вчера. Дала в тот момент, как поехала за ним в больницу и увезла оттуда к себе домой. Может, я тогда и не могла себе в этом признаться, но я дала шанс нам обоим. И сейчас внутри все сжималось от понимания, что уже сегодня все мои затянувшиеся шрамы могут разойтись до мяса и начать болеть с новой силой, вычеркивая долгие месяцы ремиссии, стирая к чертям все ночи и дни, когда я училась жить без него и считала, что мне это наконец-то удалось. Я ей так ничего и не ответила, только по волосам гладила и в глаза смотрела. Мне было нечего сказать, а лгать не хотелось. Да и как я объясню ребенку, что есть тысячи способов убедить мужчину остаться, и у его любовницы все козыри на руках. В отличие от меня.

— Иди уроки делать, Маш.

— Я не все записала, папа забрал меня и… мам, верни мне телефон.

— Нет. Про телефон забудь на неделю. Я хочу вначале убедиться, что в школе все наладилось, и ты начала приносить нормальные оценки. Последнее время я вообще не знаю, что с тобой происходит.

— Ничего со мной не происходит. Настроения не было.

— Почему? Кто-то обидел тебя?