Я тебя не знаю

Молчит, отвернулась и в окно смотрит. Словно не слышит меня.

— Никто меня не обижает. Все у меня хорошо. Отдай телефон. Мам. Мне девочкам позвонить надо насчет домашки.

Я почувствовала вселенскую усталость. Какую-то неспособность сейчас противостоять ей и спорить. Желание побыть в тишине, чтоб занялась чем-то. Возможно, даже уткнулась в телефон, но не требовала внимания. В ту же секунду возненавидела себя. Я и так весь этот год не могла нормально участвовать в их жизни, не могла с каждой проводить столько времени, сколько нужно. Каждый раз, когда думала о разводе с Кириллом, замыкалась в себе еще больше.

— Я дам телефон позвонить девочкам, и вернешь его мне обратно. Вместе уроки делать будем. Только вначале про настроение мне все расскажешь.

Маша хмыкнула и пожала плечами.

— Можно подумать, тебе это будет интересно.

Я резко привлекла ее к себе за плечи.

— Мне интересно все, что с тобой происходит. Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Я очень сильно люблю тебя. И я хочу знать о тебе все. Идем звонить подружкам твоим.

Пока дочь писала задание по истории, я смотрела на кончики своих пальцев, они все так же подрагивали. Прокрутила несколько раз обручальное кольцо вокруг безымянного. Сняла и снова надела. Взгляд на часы, и внутри все сжимается с новой силой. Перед глазами картинки, как эта молодая дрянь вешается ему на шею, как тянется губами к его губам, жмется к нему своим упругим телом, и у меня от ревности и боли перед глазами темнеет. Вспомнила, как первые несколько месяцев жить вообще не хотелось, а я даже права не имею в депрессию впасть — у меня дети. У меня работа. Я обязана делать вид, что все хорошо, что я справляюсь. Ни черта я не справлялась. Иногда мне в голову лезли ужасные вещи, от которых кровь леденела, и становилось невозможно дышать. Только мысли о девочках и спасали от полного самоуничтожения. Иногда хотелось напиться и газ в машине вдавить на всю мощь. Руль отпустить и в никуда. А потом ярость накрывала с головой. Еще чего! Из-за него?! Из-за мужика детей сиротами оставить, опуститься на дно, спиться? Никто этого не стоит. Это моя жизнь, и я научусь справляться с этой болью и отчаянием. Я обязана научиться. Даже если сегодня не вернется домой. Я справлюсь. Я уже умею без него… и дальше смогу.

— Мам! Бабушка звонит. Говорит, твой сотовый выключен.

Вскинула голову и посмотрела на Машу, которая нахмурила брови и, протянув руку, что-то вытерла у меня со щеки. Я даже не поняла, что это слезы. Черт, как же я забыла, что Лиза у свекрови? Ответила на звонок.

— Женя, может, я Лизу у себя оставлю? Уже девять вечера. Кирилл говорил — заберет, но его нет до сих пор.

— Хорошо, мама Света, пусть Лиза у вас останется. Я воспитательнице утром позвоню и скажу, что она слегка приболела. А днем сама ее заберу.

— У вас там все хорошо? Что-то мне голос твой не нравится.

— Все хорошо. С Машей уроки делаем.

— Кирилл звонил тебе?

— Нет. У меня телефон сломался, — я соврала и увидела, как удивленно и округлив глаза на меня взглянула Маша. И вдруг подумала, что он ведь мог и на ее сотовый позвонить, как и свекровь, но он этого не сделал. Вернулась с тренировки Алиса. От нее все скрывать было намного сложнее, чем от Маши. Взрослая уже. Все по глазам и по поведению видит. Но она почему-то ничего не спросила, сразу к себе пошла, закрылась в комнате, и я с облегчением выдохнула. Принялась посуду мыть по второму кругу. Вычищать тарелки. Иногда это успокаивает, когда руки заняты. Когда стараешься не думать ни о чем.

Вдруг звонок в дверь раздался, и я тарелку выронила. Она с грохотом разбилась, и сердце подскочило куда-то в район горла, чтобы отбивать там хаотичный ритм предвкушения. Потому что оно знало, что это ОН вернулся. Никогда даже не задумывалась, как со временем люди начинают чувствовать друг друга. Не знаю, как Кирилл, а я его по шагам узнавала, по запаху, по поведению собаки и по манере звонить в дверь, если ключи забыл.

А иногда мне вообще казалось, что я просто знаю, что это он, и все. Руки отряхнула от воды и открывать пошла, тяжело дыша и стараясь унять дрожь во всем теле. Дверь распахнула — стоит с двумя сумками. А мне одновременно завопить от восторга хочется и прогнать. Спустить к дьяволу с лестницы и сказать, пусть катится к сучке своей белобрысой и там остается. Почему так долго был у нее? Что делал с ней?

Кирилл сумки на пол поставил.

— Домой пустишь?

— А что, там остаться не разрешили?

Взгляд у него странный сейчас. Нечитабельный совершенно, и глаза потемневшие, смотрит исподлобья, нахмурившись.

— Не захотел.

— Что ж так? Квартира не устроила или условия пребывания?

Прищурился и медленно выдохнул. Злится. Я кожей чувствую, как злится, и воздух начинает вокруг наэлектризовываться.

— Все не устроило. Я домой пришел.

— Ты уверен, что это твой дом?

Сердце колотится все сильнее, и внутри какой-то голос вопит: «Дура! Ты что делаешь?! Ты же хотела, чтоб вернулся! Ты же с ума сходила! Что ж ты все портишь?!». И второй ему в ответ: «А чтоб не думал, что все так просто. Захотел ушел, захотел пришел. Чтоб не принимал все за должное».