Больше про дочку я не упоминал. Как потом оказалось, эта тема еще не была исчерпана. Это может показаться странным, но я обрывал себя всякий раз, чуть только мне хотелось поделиться своим родительским опытом. И отношения катились дальше, и казалось, линия их была вполне нарастающей, но вместе с этой нарастающей линией нарастала и другая.
Мужчине легче согласиться выглядеть трусом в глазах женщины, чем озвучить истинную причину отказа от будущего с ней. Я понимал, что с ней придется расстаться, но я не мог и не хотел. Если быть честным, то сначала я мог, но не хотел, потом уже хотел, но не мог. Колебания моего внутреннего маятника не могли не отразиться в моем поведении и остаться незамеченными для Ольги, она считывала их одно за одним - раньше, чем я сам их мог осознать. У Ольги это называлось "ни два, ни полтора". Известное выражение, но только у нее оно звучало убедительнее всего.
-Что там у тебя с женой? Похоже, ты подаешь ей надежды.
-С чего ты взяла?
-Сегодня я получила послание от неё: "Оля, отлипни от моего мужа. Найди себе молодого и по любви". Реши с ней как-нибудь.
-Мне её что - убить?
Ольга помолчала, сделав минутную паузу.
-И почему она называет тебя мужем? Ведь ты уже с ней развелся? Сегодня ночью мне приснилось, что она умерла...
-Нина говорила что-нибудь еще?
- Говорила...говорила, что ты очень любишь борщ...
Да, мне надо было поговорить с Ниной. Но что я мог сказать? Что у меня мозг отключается во время секса с новой женщиной? Я развелся с Ниной ещё в начале отношений с Ольгой. Я убедил жену сделать это быстро и по взаимному согласию. Через две недели после развода, в пятницу тринадцатого, Нину сбила машина. Она отделалась минимальными последствиями - сломанной челюстью и сотрясением мозга. Могло быть хуже. Я это знаю по роду своей профессиональной деятельности. Мне было жалко Нину, у меня защемило сердце. И я рассказал Ольге. К этой новости, а может к моей жалости, она отнеслась с нескрываемым раздражением:
-Ну и живи со своей Ниной по жалости. Зато она тебе ребенка не родит.
Я был не рад, что затеял этот разговор. Пришлось оправдываться.
А Ольга продолжала:
- А меня тебе не жалко?
-Нет, не жалко. Потому что тебя я люблю.
-А если я беременна?
Великолепный женский вопрос! Тут бы мне и сказать ей: "ну тогда я женюсь на тебе". В таких случаях полагается, о беременности женщины говорят всегда с этой целью. Не сказал.
Странно, но буквально недавно Ольга вместе со своей матерью пожалели Нину: "В таком возрасте остаться одной...". Их женская солидарность выглядела как упрек мне, но была уместна. Мне в сочувствии уже было отказано. Я понял, что всякое упоминание, любое общение, и Боже упаси, жалость к Нине подлежит исключению из моей жизни и эмоционального набора моих чувств. Желание Ольги быть у меня единственной оригинальностью не отличалось. А до решения развестись я предложил Ольге не встречаться. Временно.
-Надо прекратить заниматься сексом, а то это не очень честно, я неуютно себя чувствую. Давай объявим мораторий на встречи до окончательного развода.
Оля как-то даже одобрительно отнеслась к моим словам, что для меня было неожиданно:
-Да, конечно, меня и сестра уже спрашивала: "А замуж он тебе еще не предлагал?". Я сказала ей, что тебе сначала развестись надо...
Перерыва в сексе Ольге хватило всего на три дня:
"Давай нарушать мораторий?".
Её нетерпение, несмотря на короткую фразу, даже в телефоне выглядела такой обещающе-соблазнительной, что ни о каком отказе не могло быть и речи. Я согласился, и эта была моя следующая ошибка. Расплату за неё мне долго ждать не пришлось. Я поплатился на следующий день, когда был нарушен мораторий. Я и этот день запомнил, как и первый.
...В очередной раз я вез Ольгу на своем новеньком серебристом "Лансере". Мы ехали на работу, каждый на свою. Сегодня, первого сентября, она приходила ко мне в шесть часов утра, мораторий на секс по её просьбе был отменен. Только что узнав об особенностях утреннего мужского желания, Ольга все ещё находилась под впечатлением его последствий и готова была продолжить утреннее свидание теперь уже в машине. Это отвлекало меня от управления, но не настолько, чтобы не контролировать дорогу.
Я легко перестраивался из ряда в ряд, мой "Мицубиси-Лансер" обладал многими достоинствами, в том числе шустрым характером.
-Оля, дорогая, пристегнись, - я вдруг озаботился её безопасностью.
Ни раньше, ни потом я об этом никогда не думал и никого не просил. Сам я пристегивался. Не пристегнутый водитель вызывал недовольство моего автомобиля, и он начинал орать истошным и отвратительным голосом: сигналом, который не отключался. Насколько обезопасен пассажир впереди "Лансера" не интересовало. Мы быстро двигались за маленьким "Мицубиси-Колт", "пуговкой", как называла такие машины Ольга.
-Я никогда не пристегиваюсь, - Ольга попыталась проявить строптивость, но я настоял.