Я, Титуба, ведьма из Салема

Так говорил Господь:
Небо – престол Мой,
А земля – подножие ног Моих;
Где же построите дом для Меня
И место покоя Моего?
Ибо все это содеяла рука Моя…

Так он читал достаточно долго, а затем, закрыв книгу, произнес:

– Исайя. Глава 66.

Эдуард Пейсон из Беверли отдал приказ:

– Пусть они спустятся сюда!

Поспешно выходя из комнаты, Сэмюэль Паррис повернулся ко мне и сказал с поразительной добротой в голосе:

– Если ты невиновна, тебе нечего бояться!

Мне хотелось придать своему голосу уверенности, но он прозвучал хрипло и с дрожью:

– Я невиновна.

Девочки уже входили в комнату. Заявив, что собрались все, Сэмюэль Паррис лгал: там были только Бетси, Абигайль и Энн Патнам. Затем я поняла, что он выбрал самых юных из одержимых, как он их называл; самых жалких, вызывающих в сердцах отца и супруга лишь одно желание – облегчить страдания, избавить от мучений.

Против своей воли я подумала, что, за исключением Бетси, прозрачной как воск, с выцветшими от ужаса глазами, Абигайль и Энн никогда не выглядели лучше, особенно первая, более всего напоминавшая хитрую кошку, которая готовится полакомиться беззащитной птичкой.

Безусловно, я знала, что нахожусь под прицелом, но вряд ли смогу описать, какие чувства тогда испытывала. Ярость. Желание убивать. Причинять боль – особенно ее. Я была несчастной дурой, пригревшей на своей груди гадюк, приложив к соску их треугольные пасти с раздвоенными языками. Я была обманута. Ограблена, будто галеон, тяжело нагруженный венецианскими жемчужинами. Мое тело пронзил своим клинком испанский пират.

Эдуард Пейсон – самый старший из мужчин, с уже седеющими волосами и увядшей кожей – спросил:

– Скажите нам, от чего мы пытаемся избавить вас? Кто же, кто вас мучает?

С хорошо рассчитанной паузой, чтобы придать больше веса своим словам, они произнесли:

– Это Титуба!

В полном смятении я слышала, как они называют и другие имена; я так и не поняла, почему они оказались связаны с моим:

– Это Сара Гуд! Это Сара Осборн!

С тех пор как мы поселились в Салеме, я не обменялась ни с Сарой Гуд, ни с Сарой Осборн ни единым лишним словом. Большее, что мне случалось делать, – это давать Доркас Гуд кусочек яблочного или тыквенного пирога, когда та проходила под моим окном с детьми, выглядевшими плохо накормленными.

Подобно трем хищным птицам, мужчины проникли в мою комнату. Они надели покрывающие лицо капюшоны черного цвета, в которых были проделаны лишь дырки для глаз; ткань пересекали полосы влаги от их дыхания. Они быстро обошли мою кровать. Двое схватили меня за руки, третий в это время принялся связывать мои ноги так туго, что я закричала от боли. Затем один из них заговорил, и я узнала голос Сэмюэля Парриса:

– По крайней мере, есть хоть что-то хорошее в том аду, который ты пробудила. Нам будет легко тебя убить. Никто в этой деревне и пальцем не пошевелит, чтобы выступить в твою защиту, а у бостонских судей найдутся дела и поважнее. Впрочем, мы так и сделаем, если ты нас не послушаешься. Ибо, Титуба, ты не заслуживаешь даже веревки, чтобы тебя повесить!

Я пролепетала:

– Что вы хотите со мной сделать?

Один из них присел на краю моей кровати и, наклонившись так, что коснулся меня, отчеканил:

– Когда ты предстанешь перед судом, признайся, что это твоих рук дело.

Я заорала:

– Никогда! Никогда!

Удар пришелся мне по губам, брызнула кровь.

– Признайся, что это твоих рук дело, но ты действовала не одна, и разоблачи своих сообщниц! Гуд, Осборн и остальных!

– У меня нет сообщниц, потому что я ничего не сделала!

Один из мужчин уселся на меня верхом и принялся колотить по лицу кулаками, твердыми как камень. Другой поднял мне юбку и воткнул заостренную палку в самую чувствительную часть моего тела, глумясь:

– Бери, бери, это член Джона Индейца!

Когда я превратилась лишь в сгусток страданий, они остановились, и один снова заговорил:

– Ты не единственное создание Антихриста в Салеме. Есть и другие, чьи имена ты назовешь судьям. Слушай!

Я стала понимать, к чему они клонят, и произнесла умирающим голосом:

– Разве ваши дети не назвали моих так называемых сообщниц? Что вы хотите услышать от меня в добавление к ими сказанному?

Они засмеялись:

– Это, как ты сама говоришь, слова детей весьма неполные! Вскоре мы научим их не опускать главного! А вот новую главу откроешь ты!

Я покачала головой:

– Никогда! Никогда!

Тогда они снова набросились на меня; мне показалось, что заостренная палка доходит мне до самого горла. Тем не менее я продолжала держаться и прохрипела:

– Никогда! Никогда!

Они уставились друг на друга, а затем скрипнула дверь и знакомый голос нежно позвал:

– Титуба!

Это был Джон Индеец. Три хищные птицы толкнули его ко мне:

– Объясни ей, ты, по-видимому, не такой тупой!

Они удалились; в комнате остались только наше горе и запах моего унижения!