Мысль, занять македонцев, пока ты носишься по степям за Дарием, пришла мне в голову неожиданно и как показали последующие события, стала спасительной. Выслав шумную ватагу из дворца, принялся восстанавливать его в прежнем величии, стремясь показать всем, что мы не дикари, не чужаки пришедшие с целью грабить, я вознамерился показать всему миру наше добролюбие, и как следствие, величие. Поступи я иначе, и потомки запомнят тебя только как удачливого захватчика, жестокого царя, распинающего невинных людей и казнившего пленных тысячами, человека разрушающего все на своём пути. Так не должно было быть! Я начал работать, стал проводить иную политику, и в этих трудах мне помог, как бы ты не злился – Аристотель. В отличие от тебя, разругавшегося с ним вдрызг, я не никогда не прерывал связь с любимым учителем, наша регулярная переписка даже вошла в поговорку: посланники доставая из кожаных седельных сумок письма, приговаривали – «и как всегда от Аристотеля». Один раз в декаду, получая от него мудрые наставления в делах управления государством, посылал в ответ – образцы земли, камней, растения засушенные в виде гербария, и живые в кадках, насекомых. Зверей, в клетках, одним словом материал для изучения и записи. Порой, я слал учителю то, что удивляло меня, восхищало или обескураживало. Однажды отправил десяток белых львов, как подарок, на день рождения, интересно, что он с ними сделал? В один из дней, по обычаю быстро разворачивая очередное послание, чуть не вскрикнул: оно было от Демосфена, да-да того самого Демосфена – яростного врага царя Филиппа и твоего болтливого противника. Изворотливый грек наконец понял, что дело его проиграно и влияние кануло безвозвратно в лету. Униженно, он умолял меня помирить вас, не рискую обращаться к царю македонскому, лично. Единственное послание, которое я оставил без ответа.
В тишине дворца, засиживался порой до середины дня, когда палящая солнце начинало жечь раскрытые окна, и тогда приходил Феликс, ворча на последних посетителей, закрывал проёмы ставнями и напоминал мне об обеде. Ели неизменно вдвоём, обязательной приправой к мясу барашков и сочном куропаткам с овощами, были сплетни двора, собранные у моих многочисленных шпионов, за поеданием деликатесов доступных только правителям, я узнавал обо всех интересующих меня лицах. И здесь Феликс был бесподобен; его хитрый ум, способность слышать и видеть сквозь стены и отделять правду от лжи, сослужили мне хорошую службу. Для нас не было запретных тем, хотя я и не откровенничал, все же слушая отчёты о тебе привезённые тайными посланниками, вскользь интересовался сердечными привязанностями. Получая неизменный ответ.
– у Александра никого нет.
Радовался и страшился одновременно.
Возможно, это затишье перед бурей, и если не я, то кто другой сможет утолить твою жажду.
В одну из ночей вспомнил о Багое. Бессонница, приходящая в безлунные ночи временами мучала усталый мозг и тогда я бродил в одиночестве по пустому дворцу, пугая доблестных стражей стоящих в карауле. У дверей гарема, спешно переделанного под канцелярию, мне сообщили, что названный евнух живёт в верхних комнатах, там же где нашла приют семья Дария. Странно. Бывая у них чуть ли не ежедневно, я почему-то никогда не заглядывал в последнюю угловую комнатку, считая её необитаемой. Решив немедленно исправить досадную оплошность, направил стопы наверх.
Багой сидел на полу, несмотря на поздний час самозабвенно полировал ногти, заметив меня, входящего без стука, неловко подскочил, кланяясь.
- Господин, я не ждал вас так поздно.
- Извини, я и сам не знаю зачем пришёл. Разогнись. Не раболепствуй.
- Да, господин.
Скучающим взглядом, внимательно осмотрел обстановку маленькой клетушки. Нового убежища несчастного евнуха. Низенькую убогую кровать. Столик, несомненно утащенный откуда-то снизу. Стул – один, видимо у Багоя не водилось собеседников. Висящий на крючке наряд, из полупрозрачной ткани с блесками. Почему-то именно он, в дни радости украшавший своего хозяина, а теперь сиротливо отсвечивающий поблёкшими серебряными нитями, резанул своей оставленностью, точно ножом по сердцу.
- Тебя не обижают?
- Не обижают, господин.
- Может есть просьбы? Говори, не бойся.
- Я всем доволен.
Подойдя, я как бы невзначай прикоснулся к роскошному наряду. Дорогой шёлк так и струился меж пальцев подобно коже змеи.
- Подарок Дария?
- Да, я танцевал в нем, в свой первый день во дворце. Эти одежды, единственное, что мне удалось спасти, когда чужаки грабили гарем. Я одел их на себя, а сверху прикрыл отвратительным рубищем. Они не посмели раздеть.
- Неужели пропустили такого симпатичного мальчика. Вот уже ни за что не поверю!
- Багой вымазал лицо сажей и дурно пах, они побрезговали.
- Выходит среди греческих гоплитов есть эстеты?! Забавно! Впрочем, все это не стоит откровений. Расскажи мне лучше о вашем царе.
- Разве мало у господина слуг, которые могут удовлетворить его любопытство?
- Много, но я хочу, чтобы именно ты поведал мне кое-что о Дарии.
- Великом царе Дарии, добрый господин. Если вам не трудно.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги