Я - твое поражение (СИ)

Кое-как собрав из доставленных трёх десятков машин четырнадцать катапульт и двадцать стреломётов, сплетя новые веревки из конских грив и хвостов, мы принялись обстреливать Византий. Но, как и в первый день, неудачи следовали одна за одной: непокорные жители успевали отстроить разрушенные части стены, прежде, чем мы приближались к ним, гарнизон, вопреки донесениям лазутчиков, оказался в полном составе и вполне боеспособным. Мы ввязывались в атаки с яростью отчаявшихся, и каждый раз отходили назад, зализывая раны. Ты приказал грабить и жечь окрестные селения, чтобы устрашить византийцев, подвергая мирных земледельцев мукам рабства. Но упрямый город держался, истощая наши силы, сам, тем не менее, не терял стойкости. В морские ворота Византия то и дело входили корабли с подкреплением: как с людьми, так и с продовольствием, оружием.

— Мы только зря теряем время и людей, — едко заметил ты в один из вечеров, когда, отдыхая после любовных забав, мы делили ложе на двоих.

Я приподнял голову и серьёзно вздохнул.

— Ты прав, но что же делать?

— Хочу послать к отцу, надо снять осаду, пока мы не потеряли последних солдат.

— И как можно скорее.

Притянув, ты рассеяно поцеловал, хотя мысли были далеко, не обо мне.

— Может, ещё разок?

— А кто против?

Откинув ненадолго заботы, мы погрузились в чарующую власть Эроса, стараясь дать возлюбленному всю полноту чувств.

Спустя четыре дня, царь Филипп посетил нас самолично.

— Александр! — Как всегда загремел баритон Филиппа с порога. — Вынь свой член из задницы Гефестиона и поприветствуй меня! Рад, небось, моему появлению? Чего застыл? Сворачивай палатки и ходу. Твоих солдат я забираю, всё равно ты их ничему путному научить не можешь! На севере взбунтовался скифский царишка, из тех, что пьют перебродившую конскую мочу и мажут детей кислым кобыльим молоком сразу после рождения. Нечестивец вздумал грабить границы македонских владений!

— Мы с Гефестионом поймаем его, отец!

— Э, нет, Александр, со стариком я разберусь сам, ты отправляешься прямиком в Пеллу! Сделаю тебя своим временным наместником! Рад?! Чего не скачешь, как полоумный? Дыхание спёрло от счастья?

Ты вскочил, обмотав вокруг талии одеяло, под которым мы провели немало ночей, и, подбежав к отцу, заорал:

— Я не для этого пришёл под Византий, чтобы бежать, подобно трусливому зайцу, а тем более возвращаться в Пеллу, где каждый скажет, что я был не достаточно смел для победы! Ты решил выставить меня на посмешище всем македонским сплетникам?! Такого не будет!

Назревала нешуточная свара, никто из вас и не думал уступать, точно два зверя, встретившись на охотничьей тропе, вы скалили зубы и вздымали загривки.

— Мальчишка! — гремел Филипп. — Тебе ли сражаться со скифами! Думаешь, если ты побывал в десятке драк, то стал воином?! Беги к мамочке и поплачься ей в подол, а со мной твои капризы не пройдут! Завтра же ты погрузишь свои дерьмовые повозки и двинешь к Пелле, иначе ты мне не сын! Гефестион тебе расскажет, как это быть отлучённым от рода!

— Никогда! Я плюю на твоё родство и на твои ублюдочные приказы, и на царство я тоже кладу ослиный навоз! Я создам свою империю!

Подскочив сзади, я припал к твоему плечу:

— Александр, не надо! Ты говоришь страшные слова, остановись!

Замолчав, ты успокаивающе похлопал меня по руке, соглашаясь с очевидным:

— Он разозлил меня, Гефестион, ты слышал, он грозил мне отречением!

— И только! Только грозил, Александр! Неужели ты не видишь — Филипп любит тебя настолько, насколько вообще может любить! Пёс кусает чужака, не размениваясь на лай, и лев не рычит перед тем, как загрызть косулю.

— Ты считаешь, мне следует его послушаться?

— Да, он же доверяет тебе Македонию, негласно провозглашая преемником, перед всеми знатными родами утверждает твой статус!

— Забавно, вместо того, чтобы скакать навстречу славе, я буду принуждён разбирать ссоры пастухов?

— Это лишь только один из этапов твоего будущего величия. Ты хотел научиться управлению людьми, чем не шанс?

— Пожалуй, ты прав, филэ, зря я наорал на отца!

— Он простит.

— А твой не простил.

— И правильно сделал.

Как бы мне не тяжело было признать, но из головы не выходили слова Филиппа, сказанные недавно: «Таких шлюх, у тебя будет по дюжине в каждом селении, и с годами они будут становится все моложе и свежее».

Боясь предсказания Филиппа, в одну из ночей, дождавшись, когда ты заснёшь, я собрал немного своей крови, пролившейся на ложе. И начертал ею знаки у тебя на лбу и сердце. Произнося при этом сакральные слова:

— Да не взглянут эти глаза на другого, не полюбит это сердце никого, кроме меня, Гефестиона, сына Аминтора. Я твой первый и последний, я твой единственный!

========== 5. Тамаз. ==========