Я - твое поражение (СИ)

Кусая губы, я принялся искать хоть какую-то одежду, вспоминая, что мой окровавленный хитон рабы унесли в стирку. Неужели мне придётся идти через весь лагерь в одеяле, к тому же перепачканном в крови и сперме. Филиппа нисколько не занимало данное обстоятельство, он уже собирался собственноручно вышвырнуть меня наружу, как ты заговорил, и твой голос остановил отца.

— Гефестион никуда не пойдёт, его место здесь, со мной. Говори, отец, о чём ты хотел меня известить?

Филипп презрительно хмыкнул, отойдя к столу, нашёл недопитую чашу вина, опрокинул в рот, одним глотком осушив до дна.

— Даже так?! Шлюхи в твоём совете? Ты ничего не достигнешь, Александр, если будешь слушаться своего члена! Запомни, сын, таких как он, — и Филипп ткнул в меня пальцем, — ты найдёшь по дюжине в каждом селении, а с годами они будут становиться только моложе и свежее. Как будущий царь, ты должен чётко разделять интересы государства и хотения члена! Гефестион, пошёл вон!

— Гефестион, останься!

Ваши взгляды столкнулись, и я заметил, как ты быстро провёл рукой под подушкой.

— Прости, Александр, я действительно должен идти, отец беспокоится. Мы встретимся завтра?

Ты вздохнул и убрал ладонь с рукоятки кинжала, всегда лежащего в изголовье.

— Не покидай меня надолго, Гефестион, я пришлю за тобой.

Бросив мне свой плащ, повернулся к отцу.

— Слушаю.

Я вышел в начинающиеся сумерки, немного постояв у палатки, попытался привыкнуть к новому ощущению. Колени дрожали и разъезжались, во всём теле чувствовалась болезненная слабость. Мне понадобилось не менее получаса, чтобы добраться до родной палатки. Предчувствуя палки и ругань отца, подготовил покаянную речь, но необычайное спокойствие Аминтора напугало сильнее, нежели его гнев. Полидевк сидел у дальней стенки, ловко орудуя иглой, подшивал рваные сандалии, занимался делом, слишком унизительным для македонского аристократа. Видимо, был наказан.

— Отец, брат, я вернулся.

Не замечая меня, Аминтор двинулся к алтарю и принялся, не торопясь, воскуривать кедровую смолу и лавр, как делали только в одном случае — в случае смерти ближайшего родственника.

— Что-то случилось? Кто погиб?

Глубоко вздохнув, отец развернулся ко мне.

— О добрый чужеземец, ты пришёл в тяжелый час! Мой младший сын, Гефестион, сегодня умер. Пойди к рабам, дома тебя накормят в его честь!

Полидевк даже не поднял головы, продолжая позорную работу, боясь даже участившимся дыханием оскорбить решение отца. Всё правильно. Меня объявили покойником и, как мертвецу, мне терять было нечего.

— Значит, ты выгоняешь меня из семьи, да?

— Ты оскорбил покровителя нашего рода! Променял бога на человека!

Не понимая всей серьезности проступка, я попытался оправдаться:

— Я же не отрекался от него! Мы умилостивим Асклепия, принесём щедрые жертвы!

— Мы — да, ты — нет! Уходи и больше здесь не появляйся! Гефестион умер!

Не желая продолжать разговор, отец опустился перед треножником на колени и стал молиться. Полидевк сопел, прокалывая себе пальцы до крови.

— Я могу взять хотя бы свои вещи? И немного средств на первое время?

— Мертвым золото не нужно, — ответил отец после того, как закончил ритуал, и, подойдя к столу, поднял с него каравай чёрного хлеба, разломив пополам, бросил, как псу, горбушку. Я поднял, забрал последнюю милость отца, понимая бессмысленность остальных просьб, вышел наружу.

Аминтор и не мог поступить иначе. Он спасал семью, ведь гнев Асклепия мог обрушиться и на мою мать, и сестёр, и Полидевка, конечно. Отец пожертвовал одним ребёнком ради спасения остальных, и я бы на его месте поступил так же. Поэтому никогда не обвинял отца в жестокости.

Кутаясь в плащ, нашёл себе место у солдатского костра, там, где грели бока самые обычные солдаты: сыновья пастухов и земледельцев. Они не спросили, отчего на мне только один предмет гардероба, и почему мой ужин состоит только из хлеба. Один из воинов принёс миску распаренного ячменя, политого оливковым маслом, другой отдал свою ложку, третий рассмешил грубой шуткой. Я, гордившийся своим происхождением, всю ночь пил с ними перебродившую брагу и хохотал сквозь слёзы. Утром меня нашёл Протей, спящего на земле головой на чьей-то голени. Осторожно растормошил, повёл к себе. В лагере уже все знали о доблести сына царя и позоре сына Аминтора. Я, пока шёл, слышал сдержанные перешёптывания за спиной.

Отодвинув тяжёлый полог, Протей указал мне на ложе и стол около него.

— Располагайся, мой раб принесёт тебе одежду, а воду ты можешь найти за палаткой.

— Почему ты? — я перехватил Протея, когда тот уже развернулся чтобы уйти. — Именно ты приютил счастливого соперника? Разве ты не должен злиться на меня? Ведь я украл у тебя любовь Александра!

— Глупец. — Только и ответил Протей, затем вырвал из моих рук краешек одеяния и скрылся.