Я - твое поражение (СИ)

Ты первый шагнул в темноту, и за тобой устремились остальные, я немного замешкался, а когда бросился вперёд, там уже кипел бой. Присланные персидским царём Охом союзные бактрийцы, в полотняных коротких халатах и варварских штанах, схватились с нами, грозя с ходу опрокинуть и уничтожить. Им было наплевать на Перинф, греков и македонцев. Они дрались за щедро рассыпаемое в карманы золото! Мы же искали только славы!

Только вмешательство богов да навыки, привитые во дворике Ареса, спасли нас в тот день от смерти. И, конечно, ты.

Ты рубился, как бешеный, не опуская меча ни на мгновение, заражая всех яростью. Опытные бактрийцы быстро поняли, кто давал нам силы и звал в бой. Они окружили тебя плотным кольцом, никого не пропуская вовнутрь, совершая молниеносные броски, заставили крутиться, как веретено в ловких руках пряхи. Я сражался в пятнадцати шагах и едва ли не визжал от злобы, не в силах помочь. Один за другим враги возникали между нами, и сколько бы я не отправлял их в преисподнюю, всё равно не мог сделать ни шагу. Меня гнал вперёд страх. Я боялся не за себя, на собственную смерть стало глубоко плевать, я боялся не успеть погибнуть рядом с тобой.

— Александр! — с криком я вломился в самую гущу бактрицев, разя направо и налево, убивая всякого, кто заступал мне дорогу к тебе.

Впоследствии ты говорил, что чувствовал то же самое. За шумом битвы вдруг узнал мой голос и рванулся навстречу. Не видя друг друга, мы неуклонно стремились к сближению, и никто не мог нас остановить.

— Гефестион! Встань рядом!

Мы смогли, преодолев всё и всех, соединиться, взяв одну участь славы или поражения. Прикрывая твою спину щитом, я бросался на каждого, кто пытался обойти нас. У ног выросла целая горка трупов: умирающие шептали нам проклятия холодеющими губами, а те, кто ещё мог, двигались, хватали за ноги, кусали в лодыжки. Я немилосердно топтал врагов, приканчивая их даже на земле.

— Сражайтесь, македонцы, на вас смотрит Зевс! — кричал ты, разрубая человека от плеча до пояса. — Смерть в бою — лучшая награда! Острова блаженных ждут смелых воинов!

И мы готовы были умереть.

Но заиграли трубы, приказывая отступить. Отбиваясь, мы развернулись, не переставая угрожать бактрийцам мечами, нехотя, подчинились. В узком проходе неосознанно прижались, вдыхая запах крови и пота, и вдруг ты сказал совершенно спокойном голосом:

— Я люблю тебя, останься со мной сегодня и навсегда!

— Хорошо.

Я только и мог, что согласиться, потому что, рубясь с тобой плечом к плечу, дергая смерть за бороду, понял, наконец, слова Полидевка и решился.

Из шестидесяти четырёх воинов в живых осталось чуть больше половины. Бившийся в арьергарде Лисимах получил тяжёлое ранение в грудь и его пронесли мимо нас на носилках, ещё несколько македонцев сидели и лежали на траве, дожидаясь помощи. Ты подошёл к первому из них, устало опустился на колени. У парня была сорвана кожа с лица, острой персидской саблей рассечена на лоскуты, он сидел, зажимая рану и глухо стонал.

— Гефестион, принеси из моей палатки бинты! — прикрикнул ты и отошёл к соседу раненого солдата.

Я захватил ещё кровоостанавливающий бальзам и немного вина. Принеся всё, застал тебя врачующим самого обыкновенного солдата. Моя гордость потомственного аристократа взбудоражилась от подобной картины: ты царевич, сам в пыли и грязи, в засохших корках крови на свежих ранах, вправлял неизвестному македонцу ногу.

— Филэ, почему так долго? Помоги мне, держи Кадмуса! И, во имя Диониса, взяли!

Со всей силы дёрнул, кость хрустнула, вставая на место, и ты довольно улыбнулся.

— Мы с тобой ещё до Геракловых Столбов дойдём, Кадмус, давай, выздоравливай.

Для каждого раненого у тебя нашлись слова дружеского ободрения, каждого ты называл по имени, даже безнадежные и то улыбались тебе, протягивая руки. Ты поил умирающих вином и обещал позаботиться о достойном погребении и материальных выплатах осиротевшей семье. Я только хотел спросить, откуда ты возьмёшь столько денег, но промолчал, понимая всё величие душевных порывов. Только спустя два часа после боя, мы смогли добраться до палатки, где тебя ждали слуги. И лекарь.

— Сначала его, — указал на меня, и рабы беспрекословно помогли снять доспехи, распутали многочисленные ремешки и завязки. Только сейчас я понял, как сильно устал, и как у меня болит бок. Подняв руку, разглядел глубокий порез, кровь пропитала весь хитон, и края раны противно хлюпали.

— Быстро в ванную!

В то утро ты вылил на меня всю предназначенную тебе горячую воду, отогнав рабов, сам осмотрел моё тело и облегчённо вздохнул, не найдя иных серьёзных повреждений. Мазь и крепкая повязка вскоре красовалась, обвивая торс, обнажённый, я полулежал на твоей кровати, пока ты, фыркая, отскрёбывал грязь уже с себя. Боль прошла, и меня тянуло в сон. Не желая сдаваться Морфею, я смотрел на тебя, и ты, понимая всё без слов, не стал надевать даже набедренной повязки, выйдя ко мне, как юный Дионис, с копной мокрых вьющихся волос. Смеясь одними глазами, склонился над ложем, целуя в губы.