Я - твое поражение (СИ)

— Филэ, сегодня ты подобен божественному герою, смотри, я не получил ни одной царапины на спине. Ты защищал её. Умоляю, всегда поступай так, дай мне то, чего не может подарить никто, даже мать, дай мне уверенность, филэ! Стань мне несокрушимым тылом, и я завоюю всю Эйкумену! Ты один знаешь: без тебя я никто…

Как часто я вспоминал эти слова, сказанные в юности. Они стали моим своеобразным девизом. Все годы я был непробиваемым бастионом твоей великой судьбы, ты так и не узнал, сколько я отбил атак наших врагов, подло нападающих сзади, и не только на поле боя. Возможно, ты всё же что-то чувствовал, потому, иногда сжимая мою руку, молча её целовал, не объясняя причин своей нежности.

Мы проспали почти до вечера на одном ложе, без одеяла, вдыхая дыхание друг друга. Пробуждение было восхитительным. Ты, не желая будить меня, нежно ласкал живот и здоровый бок. В полудремотной истоме я сладко потянулся и прижался к тебе, забурчав на ухо:

— Ещё рано, хочу спать.

— Мой ненаглядный филэ, просыпайся. — Игривый тон и нежные поглаживания вскоре возымели действия, и я честно сдался, развернувшись, открыл глаза.

— Ты отдохнул?

— Ага, и отлично выспался. Ментор трижды спрашивал, будем ли мы трапезничать?

Только сейчас я почувствовал, что здорово голоден. Молодой организм требовал существенного подкрепления сил, но, преодолевая позывы пустого желудка, только улыбнулся.

— А давай ещё немного поваляемся.

В твои планы не входило бесцельное лежание. Со смехом ты перевернул меня на спину и вцепился в шею, слегка куснул и тотчас, словно извиняясь, зализал рану.

— Вот тебе за лень! Поднимайся, лежебока, бобовая похлёбка и кусок баранины — это то, что нам крайне необходимо.

— И немного вина, я чувствую сильную жажду!

Пожалуй, вина было даже больше, чем следовало. Кое-как перекусив, мы принялись пить его на спор. Я много раз видел подобные забавы на пиршествах, когда, похваляясь, воины хлестали хмельные напитки прямо из амфор, увлекая соседей в безобразное действо. Тогда мне оно казалось чем-то непристойным! Но мы только что пережили смертельную опасность и остались живы! Разве это был не повод торжествовать?

Ты придумал новую забаву: набрав в рот вина, передавать его мне в поцелуе.

— Хочу, чтобы ты пил с моих губ, — быстро захмелев, радовался, впрыскивая в мой рот пенящееся пиво пополам с густым красным вином. Балуясь, мы смешали напитки вместе. Хохоча как на Дионисии, перед каждым поцелуем совершали возлияние богам, выплескивая по несколько капель на пол. Пили, славя Зевса и его супругу Геру, их детей Ареса и Гефеста, не обошли ревнивца Аполлона и его сестру Артемиду, воздали должное и Дионису, и Гераклу, и Ахиллесу, и твоим предкам, за которых пили стоя. Вскоре мы уже не могли удержать чаш и, неся очередную порцию, ты расплескал вино. Рубиновые капли попали мне на плечо и стекли алыми потоками по гладкой коже. Тебе понравилось. Налив огромный кратер, поднял его на вытянутой руке.

— Во имя Асклепия! Да не получит он тебя! Я не отдам!

И вылил вино мне на макушку. Я задохнулся от ужаса. Пьяные мысли подсказали страшную догадку. Неужели ты посчитал меня жертвой и, украсив волосы цветами и листьями, вот-вот перережешь горло?! Похоже, ты и сам не осознавал, что натворил, и вместо того, чтобы броситься к жертвеннику и в сокрушении молить великого исцелителя о прощении, принялся слизывать вино с моей груди. Прихватывая губами кожу, пил стекающие с длинных прядей хмельные ручейки, облизал шею, приговаривая:

— Прекрасен, прекрасен, прекрасен…

Вскоре и я стал смотреть на это, как на безделицу.

Прикосновения твоего шершавого языка становились все настойчивее, он бродил по моему телу, спускаясь всё ниже. Вскрикивая от наслаждения, я подавался вперёд, навстречу обоюдному желанию, и вдруг ты остановился, поднял на меня серьёзный взгляд.

— Гефестион, я хочу дать тебе любовь!

— Я приму твой дар, Александр!

Мы почувствовали себя неловко. Вроде бы и сказаны сокровенные слова, и наши желания требовали немедленного удовлетворения, но ни ты, ни я не торопились. Продолжая ласкать меня, ты словно заново знакомился с каждой мышцей, с каждым пальцем, с каждым сгибом. Возможно, ты хотел разглядеть меня в новом свете, а возможно, прощался с невинными шалостями. Я чувствовал, какой огонь сжигает тебя. О боги, это был твой первый раз. Это был мой первый раз! Мы готовились потерять девственность и страшно от того смущались.

Не поднимая глаз, мы принялись жадно целоваться, словно это была некая очень нужная вещь. Наша слюна смешивалась, зубы, соприкасаясь, стучали, головы кружились от ожидания высшей цели. Над нами властвовал Эрос, и благосклонная Афродита осеняла любовников милостивой улыбкой.

— Нам нужно масло. — Преодолевая жуткую стыдливость, прошептал я. Ты понял и, перегнувшись, стащил со столика небольшой фиал с оливковым маслом, которым мы поливали жаркое из баранины.

— Подойдёт?

— Не знаю, наверное.

— Ты боишься?

— Нет, волнуюсь немного.

— Я буду осторожен, если что-то пойдёт не так, скажи.