Я - твое поражение (СИ)

Твой ровесник, родившийся только на один день раньше, мне показался стариком. Я одновременно и ненавидел, и восхищался им. Оставшись один, и, не желая обнажаться перед незнакомым слугой, быстро вымылся, вновь обвивая торс плащом. На столе нашёл половину курицы, зажаренной на вертеле, пряные травы и вино. Боясь отравления, не прикоснулся к завтраку. Всё в палатке Протея было мне враждебно. Повешенные на шесте меч и щит недобро отсвечивали на солнце, проникающим в прорези полотна. Желая проверить заточку, я коснулся лезвия и услышал шорох, мгновенно, как воин, отпрыгнул, резко поворачиваясь к вошедшему лицом. Это был мужчина с седой бородой и лысиной во всю голову, увидев, как я напрягся, склонился, бормоча извинения. Протянул свёрнутые одежды.

— Можешь идти. - Я отмахнулся от помощи. Наконец у меня было нормальное облачение, и я мог не стесняться собственного вида. Повеселев и вновь обретя надежду, отдохнул, направил стопы к тебе. У высоких бело-полотняных палаток царило оживление, я разглядел нескольких опытных полководцев Филиппа и своих сверстников из Миезы.

Все говорили одновременно, обсуждали поход на Византий. Найдя Гектора, юношу, относившемуся ко мне доброжелательно, поинтересовался возникшей суматохой.

— Вчера наш царь Филипп поручил Александру возглавить осаду Византия. Через час выдвигаемся в поход. Катапульты, разобранные по частям, отправились в путь ещё на рассвете.

— Вы все уходите? А как же я? Почему меня не известили?

— Разве Александр не присылал за тобой? Странно!

Теперь мне стал ясен смысл подселения к Протею. Ты решил оставить меня с раненым братом в безопасности, в лагере, хорошо защищённом от всяческих нападений! Несомненно, это ты подослал молочного брата, веля оказать мне гостеприимство: дескать, вдвоём, нам будет не скучно! Неужели ты, нарушив клятвы верности, поспешил отослать меня после первой ночи? Неужели я разочаровал тебя, и ты не хочешь больше меня видеть?!

Наверное, все эмоции так живо проявились на моём лице, что Гектор испугался и спросил, не болен ли я? Бросив ему нечто неразборчивое, я ворвался в шатёр. Ты стоял в окружении полководцев и что-то чертил на карте, видимо, прокладывал наикратчайший путь для марша. Пылая от обиды, я приблизился, готовясь излить все свои претензии. Поняв мои намерения, ты сделал знак подождать и улыбнулся мне. Только мне, тем самым полностью обезоружив. Едва дыша от возмущения, с трудом дождался окончания совета, и когда последний стратег покинул палатку, вторично ворвался в неё, готовый орать, но… ты поцеловал меня прежде, чем я успел сказать одно слово, сдавив в объятиях, лишил воли и разума. Неистово лаская, потащил к ложу и не успел я охнуть, как оказался на спине с раздвинутыми бёдрами.

— Гефестион!

И что я мог возразить тебе? Спросить, почему ты, рискуя собой, бережёшь меня? Разве непонятно? То, как ты покрывал жаркими поцелуями мои ноги, как вылизывал каждую складочку, как урчал, зарываясь лицом в мои волосы — всё кричало в тебе о любви. Бурная прелюдия переросла в не менее безудержный секс. Палатка ходила ходуном, а мы, не сдерживаясь, вопили от счастья. Мы жили этими мгновениями и не заглядывали в будущее.

— Почему ты не берёшь меня под Византий? — отдышавшись, осмелился спросить я.

— Предпочитаю спрятать сердце от врагов. Этой ночью я задумался о нашей судьбе, филэ, и понял, как стал уязвим. Я не переживу твоей гибели! Когда я услышал погребальные гимны из палатки Аминтора, я обезумел. Я думал, ты лишил себя жизни! О Гефестион, если бы это было на самом деле, я, не задумываясь, вступил бы в ладью Харона! Теперь ты понимаешь мои опасения?

— Понимаю, но всё равно хочу быть рядом! Кто из нас уйдёт первым, знают только мойры, но давай обновим наш обет и поклянемся: тот, кто останется, достойно похоронит возлюбленного, справит по нему все положенные ритуалы, как Ахиллес по Патроклу, отомстит и только тогда отправится следом.

Ты кивнул, соглашаясь, добежав до небольшого винного столика, смахнул с него чашу, наполнив красным вином, принёс мне. Мы по очереди отпили из неё, выплеснув остатки на алтарь Диониса, скрепили клятву долгим поцелуем.