Я - твое поражение (СИ)

Хотя я и пользовался услугами царских поставщиков тканей и благовоний, дальше спальни меня не пускали. Как ни тяжело было носить титул «мальчика для забав Александра», я старался держаться достойно. Не закрывая лицо, вечерами шёл к тебе, достойно, словно на совет мужей и если слышал смешки за спиной, то не оборачивался. Слуга Антипара, Дидим, нелюдимый мужчина с пегой бородой, обиженный на богов за своё уродство, передал, что переговоры подходят к концу, и ты готов вынести решение, озвучив его на пиру. За добре известия я подарил Дидиму маленького серебряного льва на цепочке. Феликс, поначалу пугающимися собственной тени, к концу визита тоже освоился, лёгкий характер привлёк к нему нескольких доверчивых или излишне болтливых слуг, от которых я стал получать все сплетни раньше, чем они достигали ушей их хозяев. Не жалея золота, щедро оплачивал любые, даже самые невероятные слухи.

— Пурпур и только пурпур. Сегодня я выбираю пламенные ткани с золотой каймой, узором из спиралей и вышивкой в виде летящих соек.

Мне зашнуровали лёгкие сандалии, закрепили золотые щегольские поножи.

— Гефестион, я знаю ты не послушаешься, но умоляю, не танцуй!

Я промолчал. Добрый Феликс всегда давал правильные советы, но если бы я им следовал, то никогда бы не поднялся выше того, кем был в начале пути.

В зале всё было готово, в жертвенной чаще горел огонь, слуги внесли подогретые амфоры, наполненные старым вином по узкие горла. Угощениям, казалось, не будет конца: блюда не устанавливались на столах и потому, некоторые особо выдающиеся яства, рабы держали в руках. Собравшиеся в зале придворные в полголоса обсуждали будущую речь наместника. Заметив среди молодёжи Птолемея и Гарпала, я отошёл к ним. Оба соученика меня недолюбливали, считая наглым выскочкой, но выбирать не приходилось. Перекинувшись парой вежливых фраз, мы не нашли общих тем для разговоров и замолчали. Я чувствовал себя лишним в толпе родовитых македонцев, незаметно сжимая кулаки, натянуто улыбался. Персы также сторонились толпы, держась особняком, ждали твоего выхода.

— Гефестион! — Тамаз отделился от соотечественников и подошёл ко мне. — Сегодня ты ослепителен.

Птолемей громко фыркнул, а его друг поддержал многозначительным смешком. Бормоча извинения за грубость македонцев, я не заметил, как отделился от своих и стал медленно прохаживаться по залу, обмениваясь с персом комплиментами. Толпа замерла, переступив невидимую границу, я слишком близко подошёл к пропасти. Мы, увлекшись разговором не заметили, как вошёл ты в сопровождении матери и Антипара. Подскочившие слуги напомнили о присутствии царя, и тогда, прикоснувшись пальцами к губам, чужестранцы протянули тебе навстречу руки, словно передавая дыхание, я же один среди них застыл столбом. Ты милостиво пригласил меня на своё ложе, жестом предлагая послам расположиться по обе стороны от нас. Это не был официальный приём, то, на что рассчитывали македонцы. Речь, полная тайных смыслов, не оправдала надежд. Наместник лишь рассыпался в похвалах Персии, припоминая деяния Кира и его приёмников, восхищался Дарием. Кивком приказывая слугам подливать персам побольше вина, интересовался царской дорогой, проложенной через всю страну, количеством застав и составом гарнизонов. Расположением колодцев, качеством воды в них и вёл себя как не очень осторожный соглядатай, но это проходило! Захмелевшие персы, преисполненные собственной значимости в глазах македонского царя, выдавали такие сведения, что я внутренне начинал содрогаться. Ты чувствовал моё внутренне напряжение и потому время от времени гладил по бедру и целовал за ушком.

— Молчи, Гефестион, и улыбайся, — нежно шептал, а я покорно, на глазах у всех, принимал твои ласки.

— В Персеполе перед царём каждый вечер танцуют сотни девственниц, столь прекрасных, что музыканты роняют инструменты их рук. Этот танец так и называется «Горесть лопнувших струн».

— Но изящней всех юных дев юный танцовщик Багой, происходящий из знатного рода. Его танцы обворожительны и поражают мастерством исполнения. Багой черпает вдохновение в любви царя!

Ты рассмеялся.

— Слышал, Гефестион, а ты когда-нибудь танцевал для меня? Кажется нет! Ну тогда вперёд!

Я поднялся, сбрасывая алый плащ и оставаясь в длинном не сшитом на боках греческом хитоне. Плечи и грудь, пересеченные бинтами, скрывались под глубокими складками. Не отвечая на насмешливые взгляды македонцев, вышел на середину зала. Кивнул Феликсу, и тот завёл на флейте медленный мотив. Подняв руки над головой, щелкая пальцами в такт, я принялся неуклюже пританцовывать, стараясь вспомнить, как нас этому учили в Миезе.

Стыд и злость на тебя поднимались в моей душе, как приливная волна!

Ритм убыстрялся, заставляя вертеться из стороны в сторону, одежды развевались, открывая всем мои икры и бёдра почти до пояса. Не опуская рук, я пытался совершать те немногие танцевальные движения, какие знал, и был готов заработать всеобщее презрение, как вдруг мне на плечо легла твоя ладонь.

— Македонцы никогда не пляшут в одиночку, так, Гефестион? Давай-ка вместе восславим Терпсихору!