Я - твое поражение (СИ)

После моих слов, обоз как бы сплотился. С ночного пастбища извещённые пастухи поторопились прогнать скот, женщины, тихонько завывая, спрятали детей под телеги. Я распорядился самым слабым воинам встать в караул, сильным — отдыхать, но быть наготове. Вглядываясь в ночную темноту, подсознательно ждал дикого вопля, с которого обычно меды начинали резню. Белые доспехи царского гейтара, твой очередной подарок перед походом, заметно выделялись среди простых панцирей македонцев, одетых в основном в коричневые и чёрные одежды. Шлем я держал в левой руке, чтобы по сигналу, не колеблясь, нахлобучить на макушку и броситься навстречу врагу. В ожидании боя, я медленно шагал вдоль каравана, но настал рассвет, осветив наши вымотанные ожиданием лица, а враг всё не обнаруживал себя.

— Не могли же они уйти, — поделился я опасением с Пиреем, — возможно, в темноте они приняли нас за соединение действующей армии?

— А блеянье овец — за воинственные песни?

Пирей был прав. Меды никогда бы не упустили подвернувшийся случай пограбить почти беззащитный караван, и то, что они попрятались, вместо того, чтобы нападать, было нам непонятно. В полдень я велел напоить животных из запасов воды, не размыкая кольца. Обоз провёл весь день в ожидании, мы даже не затеплили очагов, питаясь сухим хлебом с оливковым маслом. Меды выжидали, они уже совершили крупную ошибку, когда дали заметить себя нашим глазастым плотникам. Вспугнув добычу раньше времени, хотели, чтобы мы сами зашли в устроенную ими ловушку. Впереди ущелье сужалось до таких размеров, что по дороге могли пройти одновременно не более трёх мулов. Именно там нас и ждала засада.

Началось противостояние двух упрямых противников.

Прождав, как и мы, ночь и день, горцы не выдержали первыми: с протяжным воем, похожим на зимний плачь волков, устремились на нас.

— Никому не позволено грабить обоз Александра!

Я не узнал свой голос: до поры тихий, впервые в нем прозвучала смертельная воинская угроза. Сдавив коленями бока лошади, резко осадил её, поднимая на дыбы, и с криком поскакал навстречу медам. Пока враги теснились в узком проходе, налетел на них, на всём скаку врубаясь в самую свалку. Кривой меч кавалериста так и замелькал над головами разбойников. Помня опыт прошлых битв, я приказал защитить грудь и морду лошади кожаными доспехами, но мой новый конь тоже оказался не промах: кусался и бил копытами поверженных медов, как настоящий солдат. Возвышавшиеся над горцами, сидящими на низеньких горных лошадках, македонцы, как хорошие жнецы, косили их головы, те же поражали нас в живот и кололи ноги пиками. Несколько раз я отражал их подлые удары, дважды мой четвероногий товарищ разворачивался всем корпусом, делая умопомрачительные прыжки, уводил из-под удара. Отряд насчитывал от силы пятьдесят всадников, а меды всё прибывали. Оглянувшись, я отметил, как наши ряди сильно уменьшились. Молодые воины, (а старых во главе с Пиреем я оставил в арьергарде), падали, точно сочные виноградные лозы под опытным ножом садовника.

От обоза заиграла одинокая труба: это Пирей подавал знак.

Рассыпаться!