Я - твое поражение (СИ)

Феликс рассказал о неких людях из иудейских племён, дающих деньги в долг. Закрыв лица, мы тайком выскользнули из дворца. В длинных хламидах, плащах, с накинутыми на головы широкими полами, протолкались в гомонящих рядах базара и вскоре оказались возле низких грубо сколоченных дверей лавки менялы. Феликс громко постучал принесённой с собой суковатой палкой. На шум вылез седой старик в чужеземной длинной одежде. Я ещё никогда не был в подобном заведении, всё-таки жизнь молодого аристократа не предполагала посещение таких мест. Спросив о цели визита и услышав запрашивающую сумму, старик даже не изменился в лице, только протянул руку украшенную кольцами и браслетами к принесённому ларцу с придворными драгоценностями. Перебрав твои подарки, без всякого почтения кинул их на чашки весов.

— Два таланта за всё!

— Два?!

Я едва не закричал от возмущения, когда гадкий ростовщик огласил своё решение. Привыкший к реакции просителей, тот даже ухом не повёл, собрал драгоценности. Бросил обратно в ларец и отодвинул от себя.

— Больше твои побрякушки не стоят! Я и так дал за них самую высокую цену! Слишком рискованно покупать золото из царского дворца!

— Оно не краденое! — взвился Феликс, возмущённый ложным предположением. — Открой глаза, несчастный, перед тобой сам высоко благородный Гефестион Аминтотид!

— Я видел здесь лиц и поважнее, впрочем, что за нужда привела вас ко мне? Расскажите, и, возможно, старой Эсхак сможет что-то сделать и при столь малом залоге?!

Борясь с гордостью, я попросил десять талантов, заранее рассчитывая на отказ иудея, а он, пожевав бескровными губами и почесав подбородок, заросший редкими волосёнками вместо бороды, вдруг согласился.

Мы сговорились, что деньги будут доставлены во дворец уже сегодня. Уходя, я, не выдержав спросил, почему ростовщик доверился мне, он же ничего не ответил, ушёл от откровенности, только дал подписать долговую бумагу.

— Десять талантов!

Сундук с серебром стоял у моих ног, когда запыхавшийся Павсаний вбежал в заранее обговоренное убежище, в одном из подвалов дворца. Ожидая его между амфор с ликийским вином, я время от времени приподнимал крышку и любовался на лежащее под ней богатство. Заслышав шаги, щёлкнул замком и выпрямился, нагнув вежливую улыбку.

— Принёс?

— А ты?

— Как и обещал, покажи деньги.

— Сначала ты, и укрой тебя Зевс облаком, если я обманусь в своих ожиданиях!

— Какие мы грозные! Сегодня, так и быть, поверю. Смотри.

Павсаний протянул мне свиток с государственной печатью. Предчувствуя нехорошее, я с замиранием сердца раскатал его на колене.

Даже по происшествии двух десятков лет, для меня оставалось загадкой, как пронырливый любовник мог узнать, а главное, незаметно стащить самый главный правительственный документ, заверенный печатями всех подвластных Македонии царей.

— Каран? Не Александр?! Это…

— Это стоит десяти талантов, так ведь?

— Думаю, да. И они здесь в сундуке.

Голос мог меня выдать, впрочем Павсаний не обратил внимания на мою реакцию, ведь его интересовали только деньги. И правильно, наблюдая, как он потащил по полу скрипящий от тяжести сундук, я был даже благодарен неприкрытой жадности Павсания, которая помешала ему разглядеть гримасу мрачной решительности на моём лице.

— Каран!

Согласно последней воле Филиппа, в случае его гибели в предстоящей войне, его наследником объявлялся не ты, а сын от греческой рабыни, его любимец Каран! Отец обманывал тебя! Даже дочерей своих не забывал, даже слабоумного Филиппа Арридея упомянул в завещании! Все его клятвы, обещания — всё ложь, но царь заставляет верить в неё буквально всех! Лицемерно обнимает тебя за плечи и советуется, как с наследником! А сам, тем временем, готов выделить тебе лишь родовые земли матери! Нет, прав Феликс, Павсаний — не тот человек, перед которым я могу драть нос, напротив, отныне он станет мне другом, ровно до тех пор, пока сможет поставлять нужные сведения.

Выйдя из полумрака погреба, я провёл ладонью по враз повлажневшему лбу, отгоняя невидимых эринний.

У парадного входа, прямо на крыльце, разглядел несколько рослых греков с суровыми, словно выбитыми из гранита, лицами.

— Фиванцы. — Сообщил мне пробегавший мимо слуга.

Из окна слышался зычный бас Филиппа. Царь покрикивал на личных прислужников, завершивших его придворный наряд.

— Где эта проклятая шапчонка?! — ругался твой отец, имея в виду корону македонских царей, толстый золотой обод, надвигаемый низко на лоб. Тяжёлый, неудобный венец. Во времена твоего регентства, мы, балуясь на ложе, по очереди примеряли его, называя друг друга царём македонским.

Весьма опасное озорство, хотя… мы были молоды и отчаянно пьяны.

Заметив меня, проходящего мимо, Филипп закричал, приказывая отправляться в зал приёмов. Зачем и почему именно меня он выбрал в качестве свидетеля? Возможно, ему стало известно о предательстве Павсания, и царь только и ждёт, чтобы арестовать меня, как шпиона, на глазах всех придворных. Едва дыша, я запахнул на груди алый гиматий и почтительно нагнул голову.