Я - твое поражение (СИ)

В последнюю спокойную ночь ты был необыкновенно предупредителен. Предчувствуя будущие лишения, торопился одарить меня всеми ласками, на которые был способен. Медленно, сладко-мучительно ты исследовал языком каждый участок моего тела, вдыхал мой запах, закрыв глаза и полагаясь только на осязание, находил особые точки, от прикосновения к которым меня бросало в дрожь. Я молил тебя о проникновении, ты же не торопился. Секс, столь желанный для многих, для тебя был приятным развлечением, не более, а меня это обстоятельство временами порядком коробило. Я пытался перевести наши постельные утехи в нечто большее, временами переходя в наступление, бросался на тебя, вырывая из горла хриплые крики удовольствия. Не забывая предоставленного мне места в твоём сердце, желал заполучить его целиком, даже после плакал от злости, тихо, без слёз, чтобы не вызвать подозрения краснотой глаз. Если я не смогу стать для тебя всем — и днём, и ночью — то мой мир рухнет.

Тайно я даже ходил к известной в Пелле гадалке. Старуха приняла меня настороженно, усадила на пол, бросила перед собой куриные перья и кости, долго их ворошила, раскладывала по сторонам света, зачем-то даже подула.

— То, чем ты более всего дорожишь тебя и убьет!

========== 8 Павсаний. ==========

Несколько дней мы двигались скорым маршем на юго-восток к Дельфам. В составе тяжелой кавалерии, с небольшим собственным отрядом гетайров, ты ехал, задумчиво осматривая окрестности. Что ж, тебе было о чём побеспокоиться. Филипп словно забыл о прежних намерениях, решал вопросы, касаемые будущей войны, только с Караном. Их крепнувшая с каждым днем связь уже бросала тень на твоё будущее и потому мне следовало, как и советовал Павсаний, торопиться. Но пока я не мог быть в двух местах одновременно и оттого сильно нервничал, впрочем, как и ты.

— Как думаешь, он доверит мне командование хотя бы одним соединением? — Спросил ты вроде бы между прочим, имея в виду отца.

— Конечно! С чего бы тогда тащить нас в Беотию! Ой, смотри, мы проезжаем к Фермопилам! Помнишь, Аристотель рассказывал нам о подвиге царя Леонида?

— Ещё бы не помнить, ты же носился с этой историей, как очумелый, призывая всех восхищаться спартанским царьком!

— А разве тебя не воспламеняет его доблесть и героическая смерть?

— Надо уметь жить и побеждать, филэ, а уж умереть мы всегда успеем!

Послав Буцефала вперёд, ты отъехал ещё более раздраженный, чем до начала нашей беседы. Чувствуя себя виноватым за плохое настроение возлюбленного, я отстал, делая вид, будто бы хочу проверить идущие в хвосте отряда осадные машины. Нашёл Феликса. На этот раз доверенный друг сопровождал меня верхом.

— Как продвигается наше дело?

— Я подобрал ребят. Все опытные воины и страсть жадные до денег, хочешь их осмотреть?

— Не стоит, скажи им быть начеку, как только выдастся удобный момент, я призову.

Убийство Карана должно было стать моим первым даром в чреде будущих жертвоприношений божественному облику Александра, и, как молодой жрец, я сомневался и боялся всё испортить. Оттого и готовился очень тщательно. На тебя не должна была упасть даже тень подозрения.

В месте, где дорога разветвлялась и уходила на юг, в Амфиссу, Филипп устроил привал для всего войска. Решив дать отдых непрерывно марширующей армии, велел ставить палатки на широкой равнине, вблизи реки. Намереваясь не только подтянуть отставшие части, но и дождаться здесь отрядов союзников по Священной Лиге, выступивших нам навстречу и выславших гонцов с просьбой принять их в состав македонского войска. Кроме них, с запада, нам наперерез, спешило ополчение местных племен - верные старым клятвам, они желали присоединиться к наказанию святотатцев. По этой и многим иным причинам, лагерь Филиппа рос, как на дрожжах, каждый день к нему присоединялись всё новые и новые части. Новичков встречали с выражением самого бурного восторга, безмерно поили лучшими винами. Каран принимал во всём деятельное участие, братался с их вождями и поглядывал на их женщин. Впрочем, и меня он не обходил вниманием, ведь кинжал Крисида по-прежнему оставался желанной добычей. Подогревая нетерпение твоего брата, я не раз пускал его в ход на показательных тренировках, с размаху пронзая деревянные доски, показывая, как бронзовый клинок крошит дерево в труху. И однажды Каран не выдержал, прислал ко мне слугу с просьбой о встрече. Мы условились тайно сойтись за лагерем, в шатрах одного из племенных вождей, к дочери которого Каран испытывал некие чувства. Отец девушки не видел ущерба для ее чести и потому потворствовал страсти твоего брата.

— К чему такие ухищрения? — недоумевал обречённый на смерть македонец моему желанию встретиться с ним наедине. — Я же не трахнуть тебя хочу! Неужели нельзя продать мне вещицу меда в лагере?

— Видишь ли, — я притворно вздохнул, встретившись с ним накануне, — если кто-то узнает, что я продаю трофеи, мне не принадлежащие, то подвернусь порке. А мне бы не хотелось обнажаться перед всеми.