Я - твое поражение (СИ)

Весной все были готовы выступить по первому зову нашего царя Филиппа. В войсках, тем временем, шло активное перевооружение. Гоплиты, тяжёловооружённая пехота, получили новые сариссы с древками из молодого кизила, фригийские шлемы, увенчанные жёстким гребнем, намного лучше защищающие от прямых ударов меча. Собранные в ряды гетайров, друзей наследника, мы день и ночь не слазили с потных лошадиных спин, по сотни раз отрабатывая один манёвр, рубили деревянные чурбаны и пронзали пиками соломенные чучела. В то же время, в составе войск появились пращники, набранные из пастухов, быстроногие рослые юноши, в мирное время забиравшиеся со своими стадами высоко на горные кручи. Они могли бежать так быстро, что почти не отставали от скачущих во весь опор всадников, и когда по резкому сигналу трубы мы резко осаживали коней, раздвигая строй, они вырывались вперёд произведя несколько залпов. В кожаных сумках, перекинутых через плечо, каждый пращник нёс до трёх десятков гладких увесистых камешков, каждый из них мог стать смертельным снарядом, если попадал в тело не защищённое доспехами. Филипп, жаждущий победы, не жалел никого. На привалах, а нам часто приходилось ночевать под открытым небом, знатные и простолюдины перемешивались и без церемоний садились к одному костру, ели с одного котла. У нас с тобой на двоих была одна обеденная чашка, оттого мы ели одновременно, по очереди, опуская ложки в густое варево из чечевицы, кусая разрезанный ножом каравай хлеба. Частенько наши изматывающие тренировки навещал царь. В последнее время он как-то притих, возможно, тяжёлая рана на бедре, полученная в последнем походе, сделала его нрав более покладистым. Однажды, отозвав меня в сторонку, спросил о тебе. Я отвечал уклончиво, стараясь понять, чем вызвал подобный интерес. Из-за плеча Филиппа, всё время разговора, на меня смотрел Павсаний, его телохранитель и любовник. Почему-то именно этот смуглый македонец с быстрым взглядом чёрных глаз, уже не раз оказывал мне недвусмысленные знаки внимания. Как мог, я сторонится Павсания, мне были неприятны его женственные ужимки и лживый, острый язычок. Поговаривали, что он оболгал даже собственного брата. Зная Павсания, я бы не очень удивился, если бы это была бы правда. Так вот, этот самый мерзкий тип, гримасничал и делал мне знаки руками, пока Филипп задавал кучу бессмысленных вопросов. Кое-как отвязавшись от них обоих, я отправился искать тебя, предполагая, что, возможно, найду на плацу или возле купален, как вдруг, всё тот же Павсаний перехватил меня у самых ворот.

— Надо поговорить!

Я выдернул локоть из его липких от сладостей пальчиков.

— У нас нет общих интересов!

Чёрные глаза Павсания сверкнули грязной насмешкой.

— Есть, правда о них не говорят вслух, но каждый из нас зависит от любви своего господина, и если она прекратится, или господин, не приведи Гермес, спустится в Тартар, это ли не означает наш полный крах?

Задумавшись, я постарался не выдать беспокойства, недавно поселившегося в сердце. Павсаний, будучи наложником Филиппа, действительно мог знать некие тайны, о которых я и не догадывался, но почему-то решил продать некоторые из них. Вздохнув про себя и отложив нашу встречу, я отвел царедворца в один из редкопосещаемых закутков дворца и, развернув к себе лицом, спросил:

— Сколько?

Запрашивалась сумма в десяток талантов, тогда показавшаяся мне чудовищной. Что же такое узнал хитрый любовник и стоит ли платить за возможно откровенную ложь? Я попытался выиграть время.

— Мне нужные доказательства и отсрочка платежа, ты же понимаешь, я не смогу сразу заплатить тебе.

— Ждать не в твоих интересах, Гефестион, и всё же я пойду навстречу. Поторопись! Иначе будет поздно!

Через час я держал совет с Феликсом. Он, будучи поверенным во все дела, стал со временем незаменимым помощником и мудрым другом.

— Словам Павсания можно верить. Филипп разговаривает во сне и в пьяном угаре тоже может проболтаться. Я бы не стал заноситься перед его любовником и даже постарался бы стать его доверенным приятелем.

Слушая Феликса, я лениво щипал виноградную гроздь, раздумывая, как дорого обойдётся мне подобная «дружба».

— Сколько у нас денег, Феликс?

— Около двух талантов, есть ещё драгоценности и дорогие ткани.

— Если продать всё, много выручим?

— Ещё таланта три, ну, может, четыре.

— Итого шесть. — Я подвёл неутешительный итог. — Где возьмём оставшиеся четыре? Павсаний вечером должен принести доказательства, а у меня на руках только половина суммы!