После снеговой ванны и отрезвляющего настоя, с дикой головной болью, я тихонько стонал, зарывшись в покрывала. Ты же, сидя на краешке ложа, грустно смотрел на меня. Лекарь недавно ушёл, попросив не тревожить юного выпивоху хотя бы до первой стражи. И, как только ночь вынудила зажечь светильники, ты встал и потрепал меня по плечу.
— Нам пора, Гефестион.
— Александр, ты не сердишься?
— Сержусь, но скорее на себя. На собственную невнимательность и несдержанность. Мы поговорим об этом позже, а сейчас нас ждут на свадебном пиру. Вставай, филэ.
Бросив две пригоршни холодной воды на лицо и размяв затекшие плечи, я был готов следовать за тобой. Недавний инцидент казалось забыли. Протей держался на расстоянии, стоя рядом с Клитом в тени зала. По знаку царя, все приглашённые возлегли на ложа.
Первые тосты. Первые подарки. Хмельные выкрики с мест.
Преподнося царственной чете богатые дары, мы славили невесту, превознося до небес её юною красоту. Доставалось и Филиппу: гости сравнивали его с Гераклом, восхищались победами, называли спасителем Эллады. Это звание он очень любил. Со своего места я пристально разглядывал Клеопатру: худенькая, с угловатым испуганным лицом девчонка. Нет в ней и капли величия Олимпиады. Подросток, затесавшейся в толпу взрослых мужчин. Жёлтое одеяние невесты и головной платок-вуаль бросали густую тень на припухлые детские губы. Густо накрашенные ресницы всякий раз дёргались, если до неё долетали особо грубые или откровенные предложения.
— Натуральная овца. — Прошептал ты, заметив, как пристально я разглядываю невесту.
— Не очень-то она рада стать македонской царицей.
— Царицей? Куда ей, взгляни: вот-вот заревёт от страха.
Смеясь, мы поцеловались, показывая быстрое примирение. Вскоре перестали обращать внимание на происходящее в зале. Занятые таким интересным делом, как спаивание друг друга. И когда окончательно захмелев от множества кубков, твой отец дал слово новому тестю Атталу, тот не нашёл ничего лучше, чем, надравшись, как скотина, заявить, что пьёт за законных будущих наследников трона от Клеопатры.
Оторвавшись от моих губ, ты в раздражении швырнул тяжёлую чашу ему в голову.
Попал.
На лбу Аттала враз заалела отметина. Крикнув друзей, он бросился к нам с явным намерением вовлечь в драку. До ложа было не более двух десятков шагов и пока визжащий как египетский павиан, царский родственник пробирался вперед, на нашу защиту кинулись Клит с Протеем. В горячке ты, схватив пиршественный столик за ножку, поднял его над собой, собираясь также метко послать в подходящего врага, я, в свою очередь, выхватил из ножен кинжал телохранителя, готовый вонзить его в любого, кто осмелится подойти к тебе.
— Отродье эпирской ведьмы, змеиный выкормыш!
— Грязный выскочка! Сутенёр малолетней шлюхи!
Свадебный пир грозил окончиться убийством родственников новой жены Филиппа, если бы не царские телохранители под командованием Павсания, вломившиеся в готовую сцепиться в раззадоренную взаимными оскорблениями толпу.
Нас разняли.
Ты ещё некоторое время порывался врезать тем, кто на твой взгляд излишне дерзко лапал меня за все места. Вино ударило в голову и потому последующие события, которых возможно было избежать, не замедлили принести нам крупные неприятности.
Филипп приказал тебе прилюдно просить прощения, и у кого? У дерзкого Аттала!
— Моли о снисхождении, ублюдок! Иначе, клянусь Гераклом, ты пожалеешь о сегодняшнем дне! И пусть твоя подстилка Гефестион скулит рядом!
Царю не следовало упоминать меня: ты приходил в неистовую ярость, если кто-то позволял себе унижать твоего филэ. «Незаконнорожденного» и ублюдка», помня об осмотрительности, с трудом, но проглотил бы, «подстилка» же стала камнем преткновения. Ты настолько презрительно усмехнулся, что все присутствующие в пиршественной зале затаили дыхания, гадая, чем закончится противостояние отца и сына.
— Уйдём, Гефестион. К чему нам выслушивать вопли выжившего из ума старика! У которого даже член не стоит - видимо, придётся Павсанию осчастливить нынешнюю династию парой-тройкой бастардов. «Царей македонских».
Рык пьяного Филиппа, заставлявший дрожать не только его врагов, разнёсся над притихшими гостями.
— Святотатец! Ты мне не сын, как и твоя сука-мать мне не жена! Каждый, кто принесёт твою голову, получит, десять, нет, двадцать талантов!
Выпутав из складок одеяния короткий меч, он сделал попытку приблизиться. Ты стоял словно громом поражённый, не в силах двинуться и смотрел, как едва стоящий на ногах отец, ругаясь, идёт к тебе с поднятым клинком.
— Александр, надо бежать!
Полный непонимания взгляд был мне ответом. Я крикнул бывшим на пиру гетайрам: “Защищайте наследника!”, и бросился под занесённый меч, который уже был готов найти жертву., как вдруг обычная подножка, неосознанное движение, невидимое никому, обрушило мощь титана Филиппа всего в пяти шагах от тебя.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги