– Я вот сижу на комсомоле, – стал заводиться Андрей. – И что? У меня власть есть? Многие так и думают. А нет её. Разве это власть, когда ты видишь и понимаешь, какие жуткие провалы в социализме надо перепахать, засыпать и выровнять, а сделать не можешь ничего. Потому, что наши обкомовские лидеры их не видят. Алма-Атинские сидят далеко и про наши дырья не знают ни хрена. Потому как к ним отчеты из обкома нашего идут правильные. Всё нормально. А в Москву из Алма-Аты вообще бумаги шлют, по которым все высшие руководители областей и республики должны золотые звёзды героев в год по два раза получать. Как Леонид Ильич. Эти понятия коммунистические – хуже блатных, воровских. И ещё бесполезнее, грубее чем догмы церковные. Я начну в чём-то без обкомовского благословления шустрить, помимо догм – меня же и сдадут обкому. Свои сдадут. Которым не терпится туда сесть. И меня так отдерут, что пальцем потом не потянет шевельнуть. Отпишемся по трафарету, что всё «ура!» Нет, это не деловая власть. Ни советская, со всех сторон выдумками и враньём обложенная, ни коммунистическая, от жизни натуральной удалённая как мы от Луны.
– Не любишь коммунистов и власть советскую? – догадался Лёха.
– Не, не люблю. Вот эти дурацкие, плесенью покрытые и засохшие понятия КПСС и Советов надо аккуратно и незаметно обходить. Тогда можно власть сделать властью подлинной. То есть, незаметно как-нибудь, несмотря на все монументальные, но слепые их законы, решения и постановления, управлять и приводить в порядок всё, что на глазах у нас разваливается. Не обращая внимания на хорошие транспаранты везде и пропаганду, отдрессированную, как собачки Дурова.
– Лихо, – сказал Малович. – Ну, а тебе-то на хрена пахать в этой системе советско-партийной, если ты, первый руководитель комсомола, её ненавидишь?
Тут задумался уже и Клавинец. Задумался надолго. Закурил.
– Ладно. Скажу и это. Обосную. Только ты попробуй понять меня. Может, тогда и помочь захочешь. Честно скажу. Сейчас кроме тебя расшурудить верхушку обкомовскую некому.
– Даже так? – Лёха глянул Андрею в глаза.
– Даже! – Клавинец тихонько стукнул его кулаком по коленке. – Слушай.
– Вот у нас в городе всяких трудящихся до двадцати восьми лет от роду- семьдесят шесть процентов. Молодой город-то. Управляю ими я. Горком комсомола. В области – та же картинка. Там пятьдесят девять процентов молодёжи. Экономика везде дохнет, культура, образование профессиональное. ПТУ вон закрывают потихоньку. Про науку вообще молчу. Там деды сидят на верхних ступеньках и принюхиваются: что коммунисты с властью советской скажут. А там – тишина. Пленумы, форумы, собрания по понятиям. А отчёты наверх такие идут, что тут процветает всё и идёт к коммунизму, блин. И молодёжь прорваться через частокол партийно-советских решений не может, минуя стариков-правителей и догмы их свинцовые.
– Андрюха, ну чего вы хотите-то? Ещё одну революцию замутить? Вся власть не Советам, а комсомолу? – Алексей уже начал догадываться, зачем понадобился Клавинцу именно он. – Так это же дохлый номер. Нет объективной революционной ситуации. А если нет, не хотите, то в чём ты выход чуешь?
Клавинец Андрей, горкомовский первый секретарь, поднялся, походил задумчиво туда-сюда и решил выпить водки.
– Пойду, хлебну слегка. Допинг для такого разговора. Без неё – всё. Язык не поворачивается.
И подумал почему-то Лёха, что следующим номером программы будет агитация на его внедрение в обком направленная. Только смысла в ней никакого, потому, что сесть в обкомовский кабинет, даже если он попросит тестя, удастся только «шестёркой» Не посадит же его Игнат Ефимович заведующим отделом. Откуда можно реально чем-то управлять. Да ну…Чушь полная. Тем более, что Алексей в эту контору даже под угрозой расстрела не пойдёт. Эту никчемную мысль оборвал Андрей. Очень быстро хлебнул. Залпом, видимо. Подошел, сел рядом, закурил.
– Вот ты, Лёха, думал вообще, почему друзья наши послевоенные, социалистические наши страны лучше живут, чем наша страна? Или республика Казахской ССР в частности?
– Деньгами Москва помогает всем. Чтобы они плотнее к СССР прилипли, – сказал Алексей первое, что в голову стукнуло.
– Ну, это тоже. Да. – Андрей усмехнулся зло, безрадостно. – Только главное в другом. Они там у себя делают вид, что блюдут все решения и рекомендации
КПСС, а реально там главная власть – деньги. У них частное производство есть. Собственность. Это не афишируют никак, чтобы СССР не злить. Но наши руководители знают. Народ не в курсе. Это точно. А верха соцстран частников не ломают через колено. И сами, кстати, имеют свои собственные денежные дела. Не могу точно сказать – какие. Но имеют. Родители твои, например, живут в квартире. Государство дало. Но она – не собственность родителей. Отец твой может открыть собственную газету и писать в ней правду? Жизненную правду, не коммунистическую? Хрен там! Ну, и так далее… А я хочу власти, но настоящей, не игрушечной, как сейчас.