Читаем Я учился жить... (СИ) полностью

Макар утянул пылесос в чулан, огляделся последний раз на кухне, довольно кивнул головой и направился терроризировать некоторых потенциально несчастных жертв его правдолюбия. Жертвы, пока в единственном числе, сидели на диване в домашних брюках, а не в боксерах, к которым испытывали слабость, возложив ноги на журнальный столик и пристроив на животе лэптоп. Телевизор был включен, но внимания на него жертвы (пока в единственном числе) не обращали, с сосредоточенным видом изучая что-то на экране компьютера. Макар с решительным видом стал прямо перед жертвой и упер руки в боки.

- Ну? – требовательно спросил он.

- Что «ну»? – лениво поинтересовался Илья.

- Рассказывай! – возмутился Макар. – Все, в подробностях, в деталях! А то от этого Ясинского фик чего добьешься. Как же, это же не какая-нибудь теория искусств.

Илья подозрительно посмотрел на него. Макар сурово хмурил брови и ждал. Илья с надеждой покосился на дверь, но Макар лишь хмыкнул.

- Ну не добежишь же, я быстрей, большой размалеванный друг, - ехидно пропел он, но на всякий случай стал между Ильей и дверью.

- А в глаз? – обреченно поинтересовался Илья.

- Догони сначала, - легкомысленно отозвался Макар и уселся на диван рядом с Ильей. – Стасинька меня не убьет, что я смею сидеть рядом с тобой?

- Чего это он должен убить тебя за то, что ты сидишь рядом со мной? Неужели за другие мульён причин он уже рассчитался, и я имею удовольствие общаться с умертвием?

Макар развернулся к нему.

- Так не убьет? Это хорошо. А теперь рассказывай, как ты докатился до такой жизни.

- Какой такой? – обреченно буркнул Илья и попытался попятиться, потому что нос у Макара лоснился от любопытства слишком красноречиво.

- Ну как какой? - Макар дернул плечами и попытался заглянуть на экран лэптопа, предсказуемо получил по носу и отстранился, нисколько не обижаясь. – Ты мне который месяц грузил, что одиночество и самоугождение – вот цель твоей жизни, и я почти поверил, и тут Стасинька встряхивает кудрями, и ты сначала замираешь в благоговении, а затем уволакиваешь его в свою берлогу, а теперь выпарываешь эскизы парных татуировок? – Илья закатил глаза и поморщился, а Макар злорадно заявил: - Да, я знаю. Неужели ты думаешь, что Стас позволит себе скрыть от своего лучшего, самого верного, самого надежного и самого преданного друга существенные изменения в своей жизни? Так что давай, выкладывай!

- И что же я должен выкладывать, если он уже все выложил? – Илья с надеждой посмотрел на Макара.

- Айхенбах, не увиливай! Он мне выложил свое видение ситуяйции, а это в интерпретации нашего красноречивого Стасиньки выглядит примерно следующим образом: «Ну. Вместе. Ну нормально». Затем следует два пожимания плечами, три дебильные улыбки и обещание свернуть шею. Как ты думаешь, до каких выводов я могу додуматься с такими исходными данными? Так что если ты не хочешь избыточных умствований с моей стороны, давай выкладывай, что у вас там за фигня творится. И заодно как ты настолько попал под скромное очарование буржуазии, что готов на совершенно панковские сантименты. В принципе, - Макар помедлил и поизучал Илью. – Это можно озвучивать и под ростбиф. У тебя же есть?

Илья слушал тираду Макара с благоговейным лицом.

- Макарушка, тот твой папик уже при жизни может подавать документы на канонизацию. За один день с тобой ему положена индульгенция на полжизни. – Илья тяжело вздохнул и встал. – Пошли, я вырезку на гриль кину.

Он неторопливо направился на кухню. Макар увязался следом.

- Ты замечательный человек и гениальный повар! – затарахтел Макар у него за спиной. – Ты готовишь шедевральные блюда, к которым ни один человек в здравом уме и трезвой памяти не останется равнодушным. А твои замечательные починятельные умения? А твоя хозяйственность?

Илья развернулся и навис над Макаром.

- Это ты сейчас о чем? – кротко поинтересовался он.

Макар бесстрашно уставился на него.

- Мотоцикл же починили? Починили. Бюджет на следующий месяц спланировали? Спланировали. – В тон Илье отозвался он.

Илья шумно выдохнул.

- Я целых пять минут думал, что Стас действительно молчун, - грустно признался он.

- Избирательно, - живо подтвердил Макар и рискнул подшутить над Ильей. – Ты не слышал, как он в свое время первых красавиц нашего отделения грузил! Златоуст, не меньше.

Илья прищурившись посмотрел на него.

- Тролленыш мелкий, - ухмыльнулся он. – Давай, давай, экспериментируй.

Макар поскучнел.

- Ты до такой степени в нем уверен? – спросил он, становясь рядом и сосредоточенно глядя, как Илья режет мясо. Илья расслышал в его голосе страстно, но неуклюже скрываемые нотки неуверенности.

- И что тебя в этом смущает? – лениво поинтересовался он, натирая мясо специями.

- Стас говорил, что ты ревнивый, - буркнул Макар, вытянув шею следивший за его движениями.

Илья усмехнулся. Бросив куски мяса на решетку, он повернулся к нему и прищурился.

- А скажи мне, мой тощий друг, какая физиономия при этом была у Стаса? – смиренно спросил он, и только глаза у него ехидно блестели.

Макар сделал шаг назад и задумался.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Аркадия
Аркадия

Роман-пастораль итальянского классика Якопо Саннадзаро (1458–1530) стал бестселлером своего времени, выдержав шестьдесят переизданий в течение одного только XVI века. Переведенный на многие языки, этот шедевр вызвал волну подражаний от Испании до Польши, от Англии до Далмации. Тема бегства, возвращения мыслящей личности в царство естественности и чистой красоты из шумного, алчного и жестокого городского мира оказалась чрезвычайно важной для частного человека эпохи Итальянских войн, Реформации и Великих географических открытий. Благодаря «Аркадии» XVI век стал эпохой расцвета пасторального жанра в литературе, живописи и музыке. Отголоски этого жанра слышны до сих пор, становясь все более и более насущными.

Кира Козинаки , Лорен Грофф , Оксана Чернышова , Том Стоппард , Якопо Саннадзаро

Драматургия / Современные любовные романы / Классическая поэзия / Проза / Самиздат, сетевая литература
В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза