Я уезжаю!

– Женщина. Мне кажется, она сказала, что сегодня собор закрыт. Готовятся к какому-то празднику, что ли. Святого Павла?

– Праздник?

– Нет, название собора. Это там находится запрестольный образ, который ты хотела увидеть, да?

– Святого Бавона.

– По-моему, она сказала, что он закрыт!

Я тут же просыпаюсь.

– Этого не может быть. Уверена, они бы не стали организовывать сегодня экскурсию. Или, по крайней мере, сообщили бы нам перед посадкой в автобус.

– Могу поклясться…

– Зачем закрывать собор? Они же, по идее, не закрываются.

– Ты у меня спрашиваешь?

Да уж. Что два агностика из пригорода (и, к слову, наполовину еврейки) могут вообще знать о рабочих часах кафедральных соборов?

Всю оставшуюся дорогу мы сидим в неловком молчании. Я снова пытаюсь уснуть, а еще жду возможности спросить у Эльзы или Энды, как ее там, работает ли сегодня единственная достопримечательность, которую мне хотелось бы посмотреть в Бельгии. Наконец автобус въезжает на пыльную парковку и со скрипом останавливается. Сбежав по ступенькам, я пулей подлетаю к экскурсоводу и хлопаю ее по плечу.

– Простите? В автобусе вы упоминали, что собор Святого Бавона сегодня закрыт?

– Военная свадьба, – отвечает она, пересчитывая вышедших туристов.

– А как же запрестольный образ? Мы сможем его посмотреть?

– Сегодня – нет. Я сказала об этом в автобусе.

Рядом со мной возникает австралийская парочка.

– Да, но почему вы не сообщили об этом заранее, до посадки в автобус? Может, мы бы поехали на экскурсию в другой день.

Тогда Эльза показывает на рацию размером со страусиное яйцо:

– Я сама узнала только по дороге.

С этими словами она удаляется, размахивая блестящим жезлом, похожим на детскую игрушку. Экскурсионная группа следует за ней в город. Я изумленно качаю головой:

– И как эта компания еще существует? Как эта женщина может быть экскурсоводом?

Мама смеется. Совершенно искренне.

– Что-то мне подсказывает, что европейская система подготовки специалистов оставляет желать лучшего. Ты только погляди!

Она указывает на башню. Стоит признаться, поистине очень живописную.

– Мило, – соглашаюсь я.

Мы обмениваемся кивками, раздумывая над тем, чем еще можно заняться в этом городе. Как оказывается, не многим. Мы проходим мимо симпатичной башни с часами, но путь нам преграждают висящие балки и веревки, из которых вечером соорудят сцену («Для праздника», – со знанием дела сообщила Эльза). После минуем около семисот шоколадных магазинов.

Мне почему-то кажется, что где-то все-таки должен существовать хороший Гент – тот, где знающих туристов с радостью принимают в крошечных подпольных барах, где обсуждают искусство и литературу с мужчинами по имени Клод, попивая коктейли с непроизносимыми названиями. Уверена, где-то найдется очаровательный внутренний дворик с рестораном, в котором официанты знают каждого своего посетителя по имени, а вновь прибывшему туристу предлагают за счет заведения лучшее блюдо от шеф-повара. Я могу представить себе альтернативную вселенную, где Гент – красивый, интересный и культурно богатый город. Только вот эта туристическая компания высадила нас совершенно в другом месте.

Уведя нас в сторону от главной площади, Эльза еще раз взмахивает своей палочкой:

– Собираемся здесь через сорок пять минут. В это время отходит автобус. Если кто-то опоздает, обратно добирается своим ходом.

Мы с мамой, парой австралийцев и, как ни странно, мужчиной в панаме оказываемся вместе в единственном более-менее приличном кафе, которое смогли отыскать. Панамоголовый заказывает пиво. Мы же берем капучино.

– Как досадно вышло с этим запрестольным образом, – делая первый глоток, произносит мужчина в панаме.

Лица австралийцев озаряются.

– Да! Вы тоже о нем знали? Он очень известен?

Похоже, они явно обрадовались тому, что про алтарь слышала не только я, но и другие люди. Потому что, когда Эльза отозвалась о нем как о «просто картине», у них закрались сомнения.

– Да, – продолжает Панамоголовый. – Я же в Гент отправился в первую очередь за ним.

– Мы тоже! – восклицаю я. – А теперь эта свадьба. Нужно ее просто сорвать.

Австралийцы смеются над моим предложением. В отличие от мужчины в панаме.

– Думаете, у нас будут неприятности? – говорит тот.

– Э-э, да, – отвечаю я. – Но я же просто пошутила. У нас действительно будут неприятности.

На этом мы закрываем тему и расплачиваемся. Выйдя из кафе, наша маленькая компания разбредается, чтобы сделать последние фотографии или купить шоколад – в зависимости от того, кому что надо.

Мы уже возвращаемся к автобусу, когда мама тянет меня за рубашку.

– Эй, – шепчет она. – Пошли.

Я поворачиваюсь к ней:

– К автобусам?

– Нет! – Она оглядывается по сторонам и еще сильнее понижает голос. – В церковь. Собор. Давай… просто проверим.

– Ты же сейчас не серьезно?

– Пошли! Просто попробуем.

И не успеваю я опомниться, как следую за мамой по узкой мощеной аллее, тянущейся вдоль собора, в поисках прохода. В одном из окон замечаю мужчин в военной форме и женщин в огромных шляпах, рассаживающихся по скамьям. Может показаться, что они просто толпятся, но не ясно: то ли церемония уже закончилась, то ли еще не началась.