Я уйду с рассветом

— Шарлотта, скажи детям, чтобы шли за мной след в след.

Полукилометровый подъем был тяжелым. Трое старших детей справились с моей помощью. Когда мы достигли амфитеатра, там дул сильный ветер. Я отвел ребят подальше от края, затем снял с себя рюкзаки и положил их на землю. Симона спала в своем мешке. Я проверил, как она там, и малышка высунула головку наружу, но тут же юркнула обратно в теплый кокон — ветер хлестнул ее по щекам.

— Сидите тут. Я пошел за остальными.

Старшая девочка кивнула и обхватила руками шею Отто. Дети уселись около рюкзаков с подветренной стороны, но это их почти не спасало.

Я спустился за Шарлоттой и другими детьми. Они с трудом преодолевали путь. Шарлотте приходилось поднимать на следующий выступ каждого в отдельности.

— Далеко еще?

Я нагнулся и подхватил ребенка, которому она помогала.

— Дальше я понесу их сам.

Я четырежды поднимался ко временной стоянке на вершине, перенося детей по одному на спине и оставляя их с Отто и другими ребятами ждать, пока я принесу следующего.

Последним был Гуго. Когда он, улыбаясь, протянул ко мне руки, я улыбнулся в ответ:

— Это мы с тобой уже делали, cariad.

Шарлотта поднималась вслед за мной. Услышав за спиной шорох скатившихся камней, я оглянулся. Она стояла, крепко прижимая к себе переноску с Анной-Мари.

Я тоже остановился:

— Ты поранилась?

— Нет, всего лишь оступилась.

До вершины хребта мы добрались без каких-либо неприятностей и отдохнули там, прежде чем продолжить путь. Мы шли по хребту на север, потом повернули на восток.

Ветер был настоящей пыткой: завывая над горами, он трепал волосы и одежду. Я шел, опустив голову: от ветра у меня слезились глаза.

Вскоре над пиками поднялось солнце, а к тому времени, когда мы достигли вершины, картина вокруг сильно изменилась. Зелени больше не было. Землю усеивали камни, кое-где виднелись буро-коричневатые растения. Островки снега превратились в лужи талой воды. Здесь начиналась зона тундры.

Но и у тундры есть свое незабываемое очарование. Растения, прилипшие к горным трещинам, были одновременно и живучими, и хрупкими. Жизнь продолжалась даже здесь, в безжалостной голой глуши.

Я остановился и посмотрел назад. Дети жались друг к другу, опустив головы и цепляясь за шерсть пуделя. Волосы Шарлотты растрепались, и пряди разлетались, словно ленты. Крича, чтобы быть услышанным, я указал на пик, высившийся над нами:

— Белая Лошадь!

Мы шли по тундре гуськом, склонившись, навстречу ветру, который толкал нас назад. Здесь, на высоте, ветер свирепствовал, но я надеялся, что, как только мы перейдем через гору, склоны обеспечат нам защиту от его неистовых порывов.

К середине дня мы были уже на леднике под вершиной Белой Лошади. Солнце подтопило снежный покров ледника, превратив его в кашу. Прикрывая глаза от слепящего света, я осматривал горные вершины.

— Сюда!

И я повел свое маленькое стадо вверх по каменистому склону, примыкавшему к леднику. Мы оказались на южной стороне вершины. Но я рассчитывал, что, если нам удастся срезать через ледник по диагонали, мы попадем на северную сторону пика — в место поблизости от озера, отмеченного на карте.

Мы шли по хребту, пока не уперлись в поля слежавшегося снега и льда. Я присел, чтобы снять поклажу, и Симона, закутанная в одеяльце, выползла из своего убежища. Шарлотта встала рядом со мной на колени.

— Сумеем здесь пройти? — От ветра ее лицо побелело, а щеки, кончик носа и губы покраснели и облупились.

— Надо будет подготовиться. Мы… — Меня отвлек лай Отто. Обернувшись, я увидел, как Гуго пробует вступить на снежный пласт. — Нет!

Но было слишком поздно. Тонкая корка размякшего снега лопнула под тяжестью ребенка. Он грохнулся на живот, ударившись об лед подбородком, и заскользил вниз. Я выдернул ледоруб, привязанный к моему рюкзаку, и, оттолкнув Шарлотту, бросился за мальчиком.

Ускоряясь, Гуго катился вниз по хребту, оставляя за собой кровавый след. Я не мог за ним угнаться. Он падал все ниже и ниже по крутому участку склона, начинавшегося за вершиной. Ребенок летел молча, но ужас на его лице был громче любого вопля.

Я бросился на наст вслед за ним. Поскольку я был гораздо тяжелее, то и скользил быстрее — и через несколько секунд настиг его. Перехватив протянутую детскую ручонку, я изо всех сил вонзил ледоруб в наст.

Острие впилось в ледник, и мы с резким толчком затормозили, отчего я перевернулся на спину, чуть не выпустив рукоятку ледоруба.

— Все уже хорошо, cariad. Все хорошо, — повторял я, задыхаясь. — Я поймал тебя, поймал.

Отто бросился вслед за нами и теперь лаял, стоя рядом у края ледника. Продолжая держаться за ледоруб, как за якорь, я принялся пробивать пятками снег и лед, чтобы не сорваться, когда буду садиться.

Шарлотта догнала собаку.

— Господи, Рис!

— Стой там! — закричал я. Пудель ступил на лед, но лапы у него расползлись, и он вернулся обратно на твердую землю. — Не пускай Отто за нами!

Шарлотта присела рядом с псом, ухватившись за него.

— Держись за меня, Гуго. Просто держись. — Мальчик обнял меня за шею и обвил ноги вокруг моих бедер, уткнувшись мокрым лицом в горло.