Я уйду с рассветом

Упираясь в ямку, которую выскреб в насте, я вытащил ледоруб, нагнулся и вбил его на метр в сторону. Затем вытянул ногу и выбил пяткой сапога новую лунку. Я подвинулся, не выпуская из рук ледоруба, и закрепился на новом углублении, после чего вырвал ледоруб из наста и вонзил его дальше, продвигаясь ближе к краю каменистого участка хребта. Чтобы пересечь ледяной наст, мне пришлось повторить этот трюк несколько раз.

Шарлотта и пес бросились нас вытаскивать: пудель вцепился зубами мне в рукав, а женщина схватила за воротник. Они и вытянули нас на безопасное место.

Тяжело дыша, я перевернулся набок.

— Ты ранен? У тебя кровь.

Покачав головой, я поднялся и сел. Отто обнюхивал мою шею и уши, тыкался в Гуго, оба они поскуливали от избытка чувств. Мне пришлось отдирать мальчика от груди. По его лицу текли слезы, из рассеченного подбородка капала кровь.

— Все уже в порядке, cariad bach. — Я ощупал его голову, руки-ноги. — Все прошло, все.

Шарлотта стащила с себя шарф и обмотала им голову Гуго. Когда она заматывала его открытую рану, то шептала что-то по-французски, успокаивая ребенка, но голос у нее дрожал. Она взяла ледоруб и отколола кусок льда, чтобы засунуть его в складки шарфа.

— Это остановит кровь. — Заметив, как я поморщился, подвигав правым плечом, она спросила: — Ты уверен, что не ушибся?

— Просто болит. Как там остальные дети?

— Все хорошо.

Я посмотрел вверх: мы пролетели не меньше ста метров.

— Ну и как же нам тут перебраться?

Я перевел взгляд на вырубки, которые сделал во льду:

— У меня есть идея.

Мы вернулись на вершину хребта. Вытащив кошки и привязав их к сапогам, я заткнул за пояс ледоруб и прихватил топор — им рубить лед даже лучше.

Шарлотта обвязала меня веревкой.

— Не хочу, чтобы все повторилось.

— Если я поскользнусь и ты не сможешь меня удержать, отпускай.

Не ответив, она сжала челюсти и ухватилась за веревку.

Я шел по леднику, металлические штыри кошек впивались в снег и лед. Веревка у меня на поясе вдруг туго натянулась, и, оглянувшись, я увидел, что Шарлотта обвязала другой конец вокруг своей талии и широко расставила ноги, упираясь что есть сил.

— Расслабь хватку! Все хорошо!

По мере того как я спускался, Шарлотта постепенно вытравливала веревку. С каждым шагом я вырубал топором ямку для ноги. Процесс шел медленно. Ледник протянулся метров на двести, ямки для ног должны были располагаться так, чтобы дети смогли в них попасть.

К тому времени как я достиг хребта к северу от пика Белой Лошади, солнце начало склоняться к западу. После пути, который я проделал сгорбившись, спина болела, а уши и пальцы застыли на ветру.

Я разогнулся, выпрямляя спину, потирая руки и до боли в легких вдыхая чистейший воздух. На мгновение показалось, что я стою на вершине мира, распростершегося у моих ног, и существуем в нем только я да ветер. И не было ни прошлого, ни будущего. Было только здесь и сейчас. В этой пустыне, закрыв глаза, я дышал глубоко и свободно.

А потом я открыл глаза и обернулся. Вдалеке маленькими фигурками маячили Шарлотта, Отто и дети. Я помахал им, показывая, что добрался до цели.

Веревка кончилась, и ее конец болтался позади меня. Наматывая ее на локоть, я смотрел на восток. «Смотри на воду». Вот она, как и написал Оуэн: чистейшая сине-зеленая водяная гладь озера, блистающая на солнце.

XIX

16 февраля 1943 года

Дорогой отец!

Немцы требуют, чтобы все мужчины в возрасте от двадцати до двадцати трех лет отработали по два года на военном производстве — тут, во Франции, или в Германии. Они объявили обмен:

«Присылайте молодых, и мы вернем из Германии стариков и больных военнопленных».

Не очень-то приятно осознавать, что жертвуешь одной человеческой жизнью ради другой.

Оуэн

Мы с Шарлоттой обвязали каждого из детей вокруг пояса, оставив немного свободной веревки между узлами. Сами мы устроились на концах связки.

Я подтянул потуже лямки рюкзака с Симоной, а Шарлотта укрепила переноску с малышкой.

— Готова?

Она кивнула.

Я свистнул пуделю:

— Вперед, bach. Иди первым.

Поставив лапу на скользкий склон и не почувствовав сцепления, он нерешительно топтался на краю ледника. Тогда я опустился на колено и положил пуделя себе на плечи. Он заерзал, устраиваясь поудобней.

— Напомни детям, что идти можно только по моим следам.

Мы неспешно пересекли ледник. Никаких неприятностей не случилось, и мы благополучно поднялись на вершину Белой Лошади, приблизившись к безопасной Швейцарии.