Я увожу к отверженным селениям

— Всех не принудишь... Кошку можно научить горчицу лизать, если горчицей под хвостом у ней намазать. Одну кошку, Любовь Антоновна! Одну! Всем котам зад не намажешь.

— Согласна. Один человек не намажет. А если таких людей хМНОГО?

254

— Кому это выгодно? Власть у нас народная. Рабочие, колхозники у власти стоят, не станут они своих людей изво дить.

— Над рабочими, даже если они депутаты, тоже началь ство есть. Может, ему и выгодно?

— В чем ж е тут выгода, Любовь Антоновна?

— За Колю ты бы всю жизнь винила тех, кто наверху сидит, а теперь...

— Неужто такой обман возможен? Столько людей пере сажали, чтоб свои промашки скрыть? Почему тогда моих род ных никого не посадили?

— Судят не таких, как ты, Лиза. От неугодных избавляют ся, тех, кто наверху глаза намозолил, глухие места обживают: сюда по своей воле мало охотников приедут. С больной головы на здоровую сваливают. Одним выстрелом не двух, а трех зайцев убивают.

— Пускай таких людей, как вы, даром сажают... хоть я в это не верю. Как же тогда с колхозниками быть, с рабочими?

Мой Миша за пять лет, что я с ним живу, в четвертой зоне служит, всякие люди в политических зонах есть... Не только грамотные или начальство. Их-то за что засудили, если они не виновны?

— Скажу, Лиза. Одних по ошибке, других — за язык длин ный, с третьими — счеты личные свели, а четвертые — несо гласие с начальством высказали, таких, правда, мало, пятых, а их очень много, для острастки посадили, чтоб другие смотре ли на них и боялись.

— Не могу поверить, Любовь Антоновна. Если вы правы, то мой Мишка похуже бандита. А я тогда кто? Так и жить не захочешь... Поверь я вам, одна дорога мне — в петлю лезть.

— Забудем, Лиза, этот разговор. Мы с тобой ничего не из меним... Y меня к тебе одна большая просьба. Обещай испол нить ее и я у тебя в долгу неоплатном останусь.

— Что в моих силах, исполню, Любовь Антоновна! Твердое слово даю!

— Придерживай своего мужа. Не будем спорить, виноваты или не виноваты политические, но они — люди. Не давай ему срывать свое зло. Не хочу я, чтобы на старости лет совесть тебя

255

мучила. Узнаешь под старость правду, мутно на душе станет.

А ты женщина хорошая.

— Не сам он творит... Велят ему. А если что лишнее по дури или по пьянке дозволит — не спущу!

— Верю, Лиза! Спасибо тебе!

— Ой, что вы, доктор! Это я вам на всю жизнь благодарна буду. Только куда моему Мишке выдумать чего? Он при мне на обман не пойдет. Помните, вы в прошлый раз спросили меня, чего испугалась я? А я вам о беглеце сказала. Вы еще на Мишку напали и стали говорить ему, что ни один политичес кий не убивал и не насиловал. А было ведь такое...

— Было?! — упавшим голосом спросила Любовь Антонов на и сгорбилась. Она мельком взглянула на свои черные по трескавшиеся руки, на обветшалое заскорузлое от грязи платье и судорожно пригладила свалявшиеся, даво немытые волосы.

— Когда?!

— Нынешней зимой. В холод никто не бегает, а этот убе жал из мужской зоны. Политический. В избу залез, охотника порешил и жену его. Она на последнем месяце ходила.

— Это правда?!

— Пойдемте, я вас к любому охотнику свожу. Они соврать не дадут.

— Я тебе верю, Лиза! Боже мой! Чу-до-ви-ще! Убить бере менную женщину!

— Раньше охотники не так беглецов ловили, хоть и плати ли им хорошо. А с той поры — пощады не дают. Ни одного не пропустят.

— Они... правы... Они правы, Лиза! Правы!

— Вам не жалко своих?

— К нам в зону вчера женщину принесли. Я смотреть не могла... убитая, изувеченная, пес тело ей погрыз. Но если уби ли ребенка нерожденного, как же можно сказать, что охотники не правы? Мстят они! За правду свою мстят. Душно... Будто я сама человека убила... Все рушится... давит... Какая тварь!

Запачкались мы... не отмоешься...

— Успокойтесь, Любовь Антоновна! Он с голоду полез.

Ненароком убил.

— Нет ни ему, ни мне прощения! Замерзал... Умирал... Но

256

чтоб женщину беременную убить?! Какое же мы имеем право жаловаться на жестокость?!

— Не плачьте, доктор!.. Пошутила я...

— Не уговаривай, Лиза... Позови капитана, пусть уведет меня в зону.

— Выпейте воды, Любовь Антоновна! Извините меня! Я

соврала! честное слово, соврала.

— Соврала?! — повторила Любовь Антоновна и в голосе ее прозвучали недоверие и злоба. — Зачем?!

— Не подумавши... Интереса ради.

— Я прошу вас ответить, почему вы солгали мне?

— Я думала, что вы защищать своих станете. Кто ж знал, что так оно получится? — оправдывалась Лиза, протягивая руки к доктору.