Позавчера днем, как тайга ещ е не горела... грибы собирала я... Зашумел кто-то поблизости... Меня в ж ар бросило. Мед ведь, думаю, или беглый. Медведь — задерет, беглый — надру гается и убьет... И будто что за деревьями показалось. Я со страху упала...
Любовь Антоновна брезгливо поморщилась и гневно-гнев но посмотрела на начальника лагпункта.
— Капитан! Здесь глубинка. Заключенные — только по литические. Много беглецов насиловали и убивали ваших жен?!
— Как сказать... Я сам свидетелем не был... Не упомню та кого, — залебезил капитан, воровато пряча бегающие глаза.
— От кого вы слышали о беглых? — с плохо скрытой яро стью спросила Любовь Антоновна, обращаясь к Елизавете.
— От него... — призналась больная, указывая на мужа.
— Вам не стыдно преднамеренной клеветой на беззащит ных людей запугивать даже свою жену?
Щеки капитана побагровели. Сжав кулаки, он шагнул к Любови Антоновне, но вовремя одумался.
— Я не сам сочиняю... Нам говорят и я говорю.
— Повторяете чужую ложь? Но вы знаете ей цену и все же... Обманывайте конвоиров, надзирателей, кого угодно, но жену...
— Черта самого обдуришь, если велят!— закричал началь ник лагпункта. — Умные вы очень! Я Лизутке скажу, она с бабами местными поговорит, а те с охотниками поболтают.
Охрана без охотников как без рук. Собашник за пять километ ров в тайгу от дороги уйдет и назад ворочается. Не здешние они, тайгу не понимают. Кто беглеца поймает? Я? «Разуюсь, но догоню!» — передразнил кого-то капитан. Не вологодский я.
Не разуюсь и не догоню.
205
— Уйдите! Оставьте нас одних, — потребовала Любовь Антоновна.
Капитан поспешил выполнить приказ доктора. Любовь Антоновна пробыла наедине с больной минут двадцать. Когда она вышла из дома, капитан, бросив недокуренную папиросу, поспешил к ней.
— Что с Лизой, доктор?
— Покажите, какие у вас есть лекарства, — не отвечая на вопрос, попросила Любовь Антоновна.
— Сей момент! — Капитан увлек Любовь Антоновну в дом и из-под своей кровати извлек походную аптечку.
— Выбирайте, доктор. Что у нее?
— Угрожающий самопроизвольный аборт, — ответила Лю бовь Антоновна, внимательно рассматривая лекарства.
— Быть того не может. У нас и поблизости нет никого, кто б таким делом занимался, — запротестовал капитан.
— Выкидыш у нее может быть. Очевидно, она отравилась грибами и испугалась вашего беглеца, — пояснила Любовь Антоновна.
— От испуга тоже такое бывает?
— Случается. Я не вижу здесь нужных лекарств. Порош ки без надписей... Иод. А это что такое? Не пойму, — Любовь Антоновна открыла небольшую бутылку, налила несколько капель прозрачной жидкости на ладонь и осторожно лизнула языком. — Бром... А это скипидар... Зачем он вам?
— Для озорства, — хмуро ответил капитан.
— Как прикажете вас понимать?
— Лекпом балуется со скипидаром и с этим, как его...
— Бромом.
— Вот-вот, доктор. Придет к нему больной с нарывом, а он ему в нос бром закапывает. В прошлом месяце один за ключенный пальцы себе отрубил на лесоповале. У него кро вища так и хлещет, как у кабана недорезанного. К лекпому его привели, а лекпом кричит своему помощнику: «Смажьте ему пятки скипидаром, сразу заживет». Тот заключенный за жал рану — и к дверям, а помощник смерти вслед ему базлает: «Не желаешь пятки мазать, штаны снимай! Я тебе там все вымажу. Как жеребец забегаешь». Тот с отрубленными
206
пальцами наутек... Лекпом за ним, за штаны уцепился и сил ком снимает. Комедия! Обхохотались мы...
Любовь Антоновна резко выпрямилась. Из ее рук высколь знул пузырек с лекарством и мягко упал на землю.
— Гражданин начальник! Прикажите отвести меня на место работы!
— На какую работу, доктор. Я освободил вас!..
— Я не доктор. В мои обязанности не входит лечить боль ных.
— Я тебя!..
— Не грозите, гражданин начальник. Не хватайтесь за кобуру! Убить можно при попытке к побегу. Лечить вашу су пругу я отказываюсь!
— Догола разденет конвой! На весь день!
— На такие шутки вы мастер! Они входят в круг ваших прямых обязанностей. Я худшего наказания не страшусь. А
вы — «раздену»...
— Какого наказания?
— Врач отказывается помочь тяжелобольному человеку.
Вам этого не понять, капитан. Это — хуже, чем преступление!
Подлость! Такой врач — не врач, да он просто и не человек!..
Животное! Зверь! В девятнадцатом году я вылечила убийцу своей матери. Я знала, кто он и что он сделал. Я — врач...