Я увожу к отверженным селениям

— Утром нам зачитали ваш приказ, гражданин начальник.

Каждой из нас — семь суток карцера. Сегодня — первые сутки, — сухо напомнила Любовь Антоновна.

— Я отменил его. Воробьеву отнесут Денисова и Болдина.

Помогут надзиратели, те, которым вы доверяете. Вы присмот рите, когда ее переносить будут. На вахте валяется старый тюфяк. Я дам команду, чтоб его отдали Воробьевой. Навсегда!

Пусть спит!

— Вам нужна моя помощь, гражданин начальник?

— Да как вам сказать, доктор...

— Как есть, так и скажите. Прямо, и не виляйте.

— Нужна! — твердо отчеканил капитан.

— Оставьте нас одних, гражданин начальник. Дайте мне пять минут подумать. Я попрошу вас не подслушивать. Иначе...

— в голосе Любови Антоновны прозвучала угроза.

— Хорошо, доктор. — Капитан исподлобья оглядел жен щин и, ссутулившись, словно он нес на плечах невидимый груз, вышел из камеры.

— Что будем делать, Катя? Решай!

— Идите, доктор, — после долгого молчания заговорила Катя. — Загубят они нас всех, и вас...

238

— Я не выйду из лагеря живой...

— И Елену Артемьевну...

— Y нас с Любовью Антоновной одинаковая участь, — вздохнула Елена Артемьевна.

— А мне слаще вашего? Ну, выйду я отсюда живой, а радость-то какая? Ни девка — ни баба... Старик и то замуж взять побрезгует. Сирота я... Сродственников у меня не оста лось. Потому и не убегла я с Аней.

— Y всех никакой надежды впереди...

— Что правда то правда, доктор. Я другого боюсь. Началь ник наобещает, а слово держать не любит он. Ох, как не любит.

— Не пойду, Катя.

— Ступайте, доктор. Может, облегчение какое выйдет.

— Не верю.

— Я тоже не верю. Только хужему не бывать.

— А лучше будет? — с горькой усмешкой спросила Любовь Антоновна.

— Не знаю, — неуверенно ответила Катя.

— Идите! Пожалейте Риту, — тоскливо попросила Елена Артемьевна.

— А ты, Катя?

— Я свое слово сказала. Ступайте.

— Пойду. YiViepeTb бы за воротами... Неужели обманет еще раз?!

Когда в камеру вошел капитан с двумя надзирателями, Любовь Антоновна сказала:

— Я готова, гражданин начальник. Но прежде всего отне сем Риту в барак.

— Не беспокойтесь, доктор. Надзиратели отнесут.

— Мы сами! — твердо отрезала Любовь Антоновна.

Капитан пожал плечами, скривил губы и недовольно про ворчал:

— Баба с возу — кабы л е легче.

Начальник лагпункта выполнил свое обещание. На нарах лежал ватный тюфяк. В темном углу почти пустого барака — заключенных еще не пригнали с работы — на нижних нарах одиноко лежала Ефросинья. Риту положили рядом с ней.

— Пошли, доктор, — нетерпеливо позвал капитан.

239

— Иду, — отозвалась Любовь Антоновна и вслед за капи таном вышла из барака.

Ефросинья стонала и что-то выкрикивала в бреду. Рита лежала неподвижно. Катя глубоко задумалась. Елена Артемь евна, уткнув лицо в колени, дышала порывисто и шумно.

РАЗГОВОР С КАПИТАНОМ

— Капитан! Объясните мне, куда вы меня ведете?

— К себе домой, доктор.

— Зачем?

— Длинная история...

— Расскажите покороче.

— Ладно, доктор. Вчера вечером принесли с побега Яро слав леву...

— Видела... Какое надругательство! Ее разорвала собака и ей ж е мертвой стреляли в глаза.

— Как вы догадались, доктор?

— Очень просто. Раны в глаза смертельны. Мертвого соба ка не тронет. Значит, ее сперва разорвал пес, а потом расстре ляли труп.

— А что же делать с беглецами? Если бы она ушла, суди ли б часового. Не миновать бы ему лагерей...

— Но стрелять в мертвую женщину?!

— Она ударила топором собаку. Кабанин любит Рекса. Он берет след через десять часов. Ни один беглец не ушел от него.

Рекс хороший пес.

— Собака и человек... Кто дороже? Конечно, пес.

— Мы отвечаем за вас... Головой отвечаем. Свободой. Ярославлева побежала по болоту. Если бы она утонула, из болота ее не достанешь. Машин нет, а руками и думать нечего. Как бы мы акт о поимке беглеца составили? Без мертвого тела словам не поверят. Вещественные доказательства нужны. А

вещественные доказательства утонули бы. Кабанин за это осерчал. Ярославлева Рекса чуть не изрубила. Она и дружка Кабанина, что на вышке в ту ночь стоял, могла под суд под240

вести. Да и ему самому тоже выговор бы дали за плохую ра боту. Упустил беглеца — отвечай. Потому и стрелял он в Ярославлеву. Понимать надо, доктор.

— Мы с вами на разных языках разговариваем. Я вашего языка никогда не пойму, а вы — моего. Скорей с дикарем мож но договориться, чем с вами...

— Доктор! — капитан схватил Любовь Антоновну за плечо.

— Поосторожней! Я — не железный! Все понимаю!