Почему сразу невозможно распознать человека? Но ведь есть же люди, которые сразу могут определить, что за личность перед ними. Надя не могла. Не хватало жизненного опыта? Конечно! С кем она общалась-то? Мама – школа – музучилище – вот и весь круг общения. Потом прибавился Юра с его семьей. Веселые, дружные. Как было им не поверить, не полюбить? Мама предупреждала, да. Но ей Надя с некоторых пор не доверяла. Слишком насела она в свое время на нее с музыкой. И вот результат – Мария потеряла доверие дочери.
Любовь Андреевна для своего сорокапятилетнего возраста при пятерых выращенных детях выглядела совсем неплохо. Хорошая подтянутая фигура прибавляла ей молодости. Короткие прямые волосы красиво обрамляли узкий овал бледного лица. Темно-карие глаза, характерный тонкий нос с небольшой горбинкой – просто аристократическая внешность. Во времена Пушкина она бы с такой внешностью и изысканной худобой вовсю бы блистала на балах. Как потом выяснилось, прическа – работа Ленки. Она стригла и мать, и отца, а все девчонки носили длинные волосы.
Ничего специального Люба с собой не делала, к косметологам не обращалась, кремами пользовалась только отечественными. Люба не знала, что внешность у нее аристократическая, – совсем не до этого ей было. Для нее главное было – чистота и опрятность. Придя с работы, молодая женщина моментально переодевалась в уютный байковый халат, слегка накрахмаленный и сияющий свежестью. Во время готовки и уборки повязывала однотонный фартук. Праздников в жизни у Любы было немного, но для выхода имелся специальный костюм: коричневая юбка и пара блузок, белая и голубая. Темно-серые брюки и серый же свитерок служили Любе одеждой на каждый день. Всегда опрятная, всегда подтянутая, и все-то у нее быстро, и все – по первому требованию.
Надю поначалу удивляла немногословность свекрови. Она только бровью поведет, а девчонки уже по стойке «смирно» стоят и готовы все сделать и переделать, и Юра так же. На первый взгляд и сомнений не возникало, что все в этой семье хорошо и светло. Вон как дети уважают маму, как стараются во всем помочь!
Прошло немало времени, прежде чем Надя поняла, насколько жесткая и авторитарная личность ее свекровь. И как разнятся характеры суровой Любы и мягкосердечного и слабовольного Егора. С ним тоже Люба была немногословной: только глянет, тот уже бежит. Храбрым он был только, когда напьется, тут уж можно было от него всякое услышать.
Откровением стал для Нади разговор между Юриными родителями, невольно ею услышанный.
– У, змеюка! Вытаращила глазища. И не гипнотизируй меня, вон девок гипнотизируй. Тоже мне, видите ли, аборты ей вера делать запрещает. Может, еще кого родим? В собственном доме сесть некуда! – Егор говорил громко, его нисколько не смущало, что девочки могут услышать отца. Всего-то и выпил две рюмки, но для храбрости ему хватило.
– Тебе в таком состоянии здесь сидеть и ни к чему. Вон постелила уже! Тоже мне, граф, проспишься, утром поговорим, – Люба отвечала тихо, но разобрать можно было каждое слово. Надя сидела в комнате у девчонок. Она не знала, как реагировать, ей было страшно неудобно, что стала свидетельницей таких откровений. Неловко, судя по всему, было ей одной.
– Ну вот, началось, сейчас разорутся, сколько нас должно было быть на самом деле. Жалко папку. Он бы и не пил столько, если б хоть немного от мамки тепла имел. Как головешка высохшая, – Рита, писавшая сочинение, с треском бросила ручку на стол.
Надя сначала никак не могла разобраться в расстановке сил. Вроде бы папка – кричащий алкоголик, а мамка – работящая многодетная женщина. Так почему же дочери на стороне отца, а не матери? Она попыталась вступиться:
– Рит, зачем ты так. Какая же высохшая? Любовь Андреевна – стройная, хорошо для своих лет выглядит. И потом, сколько она для вас делает!..
– Это она-то? – Рита усмехнулась. – А может, это мы для нее?
– Ты это о чем? У нее такой труд тяжелый, неблагодарный…
Рита зло посмотрела на Надю: