Я видел, как живет Италия

Дав нам понять, что пред нами, быть может, единственный в мире человек, которому довелось качать свою будущую жену в колыбели, он безапелляционно заявляет, что мы будем есть papier-musique и кабаний окорок, разумеется, у него. Между ним и Сальваторе Карта — Рафом Валлоне происходит жестокая перепалка на местном наречии, так как последний уже пригласил нас. Мы уже приготовились увидеть, как кинжалы и обрезы решают спор, как вдруг темпераментные сарды, смеясь, падают друг другу в объятия, сопровождая это сильными шлепками по спине: они совсем как братья, вот так вот — при этом скрещиваются указательный и средний пальцы. Прежде всего необходимо зайти в винный погреб. Там прямо из открытой бочки зачерпывается легкое вино, которое добирается до ваших мозгов, прежде чем вы успеете выпить стакан. Лилла — алкоголик нашей семьи — спасает мне жизнь (ибо отказаться выпить — значит, тяжело оскорбить), чокаясь за здоровье моей расстроенной печени. Экс-бандита зовут Рафаэле Флорис.

— Но зовите меня Воэлле, как все мои друзья.

Некоторое время он заставляет себя упрашивать, затем рассказывает, как он, один из самых послушных закону людей на свете, стал бандитом, именно из-за своей покорности правосудию.

— Вникать в подробности бесполезно. С самого начала дело было так запутано, что никто не мог в нем разобраться. Даже те, кто должен был отплатить за кровь.

Путаница, которая стоила ему более двадцати лет тюрьмы.

— Тогда как он был невиновен, — говорит присоединившийся к нам школьный учитель, схватив стакан и наливая себе вина.

Воэлле качает головой, давая понять, что у него— неважно где — хорошо припрятан дневник, «проливающий на все происшедшее свет с такой же ясностью, с какой солнце освещает Сардинию», дневник, который, когда Воэлле сочтет нужным, откроет святую истину.

— Однако, — вступает, смеясь, Сальваторе, — ты сам виноват в том, что карабинерам пришлось гоняться за тобой. Это самый резвый человек на сто километров вокруг, — сообщает он нам. — Взбираясь на вершину горы, он опережает двадцатилетнего парня с такой же легкостью, с какой коза уходит от охотника.

— И он всегда посылает пулю в цель за тысячу метров, — уточняет убежденно учитель.

— Цепь моих несчастий, — рассказывает Воэлле в стиле Шехерезады, — началась со смерти одного карабинера. Он был убит пулей, посланной с большого расстояния.

— А так как Воэлле был едва ли не единственным способным на такое, арестовали, конечно, его.

Учитель допивает стакан, щелкает языком и подтверждает:

— Конечно.

Главное действующее лицо снова берет слово:

— Я знал имя виновного, но я не мог говорить.

В этих краях omerta — закон молчания — нерушим. Здесь не доносят. Только выстрелом можно собственноручно рассчитаться за урон, понесенный из-за молчания. Поэтому Воэлле не раскрыл рта и был приговорен к двадцати пяти годам каторги. Двенадцать лет спустя родственники жертвы, узнав имя настоящего убийцы, честно сообщили его властям. Взор рассказчика лукав, и речь его размеренна, словно он описывает забавный пикник.

— Но только, понимаете, разразилась война, и нашлись дела более срочные, чем пересмотр моего процесса.

Что ж, пустяки. Пришлось ждать окончания военных действий, чтобы добиться — нет, не реабилитации, а лишь решения об отсутствии состава преступления.

— И вот через двадцать один год я вернулся на родину и стал работать столяром. Этому ремеслу я научился в тюрьме.

Теперь каждый вступает со своими комментариями. Учитель, которого профессия обязывает носить пиджак и галстук, расстегивает сжимающий горло воротник рубашки — чтобы его было лучше слышно, а также чтобы улучшить кровообращение. У Сальваторе Карта ласковые глаза на грубом лице горца; он широко расставил ноги и бессознательно повышает голос, отражающийся от стен. Флорис держит в руке стакан, отставив мизинец, взгляд его искрится, как поверхность воды в лунном свете. Понемногу мы начинаем распутывать клубок этого невероятного романа с рядом поединков при свете солнца и со старинными предрассудками.

Убийцей был старший из Тандедду, семьи ргероtenti, людей сильных и высокомерных. В свое время он был неизвестно почему повелителем красавицы Антонии Тулла. В один прекрасный день он ее зарезал, тоже неизвестно почему. Наконец после многих преступлений, оставшихся безнаказанными, Тандедду должен был уйти в маки, уведя с собой брата, двоюродных братьев и нескольких друзей. С этой минуты уже ничто не сдерживало его беспощадность и жестокость. Вернувшись из тюрьмы, Воэлле отправился к нему и потребовал восстановления истины. Тандедду только рассмеялся. При первой же возможности, чтобы отомстить Флорису, имевшему наглость требовать у него отчета, он постарался, чтобы тому приписали новое преступление. Воэлле был идеальным козлом отпущения: ведь он сидел в тюрьме. Несчастный, веря в правосудие, подчинился. Увы, даже древние знали, что богиня правосудия носит на глазах повязку.