— Самым простым и в то же время самым сложным способом — подав прошение. А после этого надо много и упорно хлопотать, выполнить бесчисленные формальности, и, кроме того, доказать свою принадлежность к крестьянству, продемонстрировать навыки земледельца. Из всей массы поступивших заявлений уполномоченные ETFAS отбирают столько, сколько должно быть распределено участков, а во избежание пристрастного решения устраивается жеребьевка. После того как подготовят участки, иными словами, когда ETFAS создаст условия для их использования, состоится новое распределение, в ожидании которого будущие землевладельцы стоят на очереди. В течение всего этого времени их стараются привлекать — за плату, разумеется, — к различным работам. Очередники образуют резервную рабочую силу, и в то же время такая «стажировка» позволяет руководству ETFAS проверить способности каждого работника.
За четыре года эта система трижды дала «осечку»: у двух крестьян участки были отобраны за несерьезное отношение к делу и пьянство, третий отказался сам. Нам как раз предстоит увидеть человека, который стоял первым на очереди и унаследовал участок этого третьего.
Два гектара земли, разделенные на две половины небольшой земляной насыпью. Поля, расположенные на берегу реки Тирео, ежегодно затопляются. В этом году, например, вода в течение трех дней полностью покрывала озимые.
— Чудо мадонны, — говорит крестьянин, — у меня никакого убытка, а у соседа погиб весь урожай.
Этому человеку присуща медлительность тружеников, он из тех, кто сто раз ткнет зернышко туда, откуда его сто раз вымывает водой. Сначала крестьянин ведет нас осматривать свои угодья. У него размеренная, спокойная походка человека, который знает: тише едешь — дальше будешь. По дороге он то тут, то там выдергивает пучок сорняков. Он подыскивает слова, чтобы выразить свое удовлетворение. На мой вопрос, снилось ли ему, что в один прекрасный день он станет владельцем двух гектаров земли, крестьянин спокойно отвечает:
— Никогда, сударь.
— Вы живете здесь уже несколько месяцев, — допрашивает его Лилла, — все ли вас устраивает?
Взглянув на Чензину, он отвечает:
— Я всем доволен.
— И у вас нет никаких претензий?
— Никаких.
Искренен ли он? Его безразличное лицо, привыкшее скрывать чувства, непроницаемо. Несомненно одно: даже если что-нибудь и не так, в присутствии служащей ETFAS он нам об этом не скажет.
А может быть, не скажет и оставшись с нами наедине: ведь это нас не касается. Вот о своей работе он говорит. Ему приходится нелегко. Поднимается поутру в четыре часа. Спать ложится довольно поздно, уже после захода солнца. Нередко так устает, что вечером не в силах есть. Сын еще слишком мал, чтобы помогать отцу. В разгар лета он — хочешь не хочешь — вынужден устраивать себе полуденный отдых: под южным солнцем невозможно работать. Когда он описывает свой труд, в его голосе начинает звучать тревога. Неожиданно он обращается к Чензине с вопросом:
— Случается, меня так схватит здесь, в пояснице. Как вы думаете, с чего бы это?
— Усталость… — отвечает та.
Он делает движение, означающее: ну, если дело только в этом…
Разговорившись понемногу, крестьянин упоминает о своем товарище: тому повезло — получил участок одним из первых. Худо-бедно, а у него уже отложен миллион. Своими делами он доволен. Урожай принес ему сразу 400 тысяч лир. Чего ему недостает, так это нескольких голов скота. Его ходатайство перед ETFAS о ссуде, кажется, будет удовлетворено.
Не тяготит ли нашего собеседника перспектива находиться под опекой ETFAS целых тридцать лет? На лице крестьянина появляется еле заметная улыбка:
— Без господина никак не обойдешься.
Мне кажется именно в этих нескольких словах — основная мысль беседы. ETFAS — учреждение, созданное для него и ему подобных, представляющее и защищающее его интересы, не может восприниматься им иначе как хозяин. Это и не удивительно после стольких веков рабства, неприкрытого или ханжески завуалированного. Не следует забывать, что официально феодальная зависимость была отменена в Сардинии лишь в 1836 году! И как ему рассуждать иначе? Раньше он был bracciante — поденщиком, работая, если повезет, до ста двадцати дней в году; его дневной заработок в зависимости от настроения или доброй воли хозяина колебался от 500 до 800 лир — иначе говоря, он имел 100 тысяч лир в год.
Именно такие данные о среднегодовом доходе семьи как на Сардинии, так и в Сицилии приводятся в официальном статистическом справочнике. Признаться, это совсем немного.
Стемнело. Мы медленно бредем к дому, едва различимому на фоне грозовых облаков, которые, однако, нисколько не помешают солнцу ярко светить завтра.