Я видел, как живет Италия

— Вы ошибаетесь, мадам, — спокойно отвечает ветеринар. Допустим, каждый знает виновного, но помалкивает. Vero?[130] Следовательно, от неприятностей с полицией я избавлен. Ну а семья парня, которого укокошил? В ней всегда найдется кто-нибудь, кто захочет мне отомстить, — сын, родной или двоюродный брат, неважно кто. С этого времени я уже не смогу выходить из дому без ружья. И все равно рано или поздно — это так же верно, как то, что я неверующий и что бог существует — настанет мой черед быть убитым. А потом наступит очередь моего сына заряжать ружье волчьей картечью — и так далее.

— Словом, бесконечная цепочка?

— Нет. Есть два способа оборвать ее: первый практиковался еще в доброе старое время и состоит в том, чтобы терпеливо дождаться момента, когда вся семья твоего врага будет в сборе, и тогда уложить всех до единого — мужчин, женщин и детей.

Маленький человечек распаляется. Он увлекся и, позабыв, что находится в гостиной матери О., прикладывает к плечу воображаемое ружье, целится, стреляет, имитируя выстрел — бах-трах! — перезаряжает, стреляет снова и в конце концов молча подводит рукой черту:

— Все! Никого не осталось. Я могу вздохнуть спокойно.

— Ну а другой способ? — интересуется Лилла.

Он пожимает плечами и делает недовольную гримасу:

— Плюнуть на все.

Он этого явно не одобряет.

— Я из Нуоро, сударь, и мне остается лишь сожалеть о том, что добрые старые обычаи наших мест — здоровые обычаи — постепенно исчезают.

Ту же растерянность мы испытали на следующий день при посещении рыболовецкого кооператива. Слова «рыболовецкий кооператив» вовсе не говорят о том, что речь пойдет о лове рыбы в море. Лодок у кооператива нет — только несколько плоскодонок, чтобы передвигаться среди утесника и тростника от одного садка к другому. Рыболовецкий участок составляет часть земель, изъятых у латифундистов; он сдается кооперативу за пять миллионов лир в год, тогда как два гектара земли каждый крестьянин получает практически даром. Я нахожу это несправедливым. Меня утешают:

— Ma va la, va la, рано или поздно нам отдадут и этот клочок земли, и воду[131].

Свое желание вступить в кооператив надо подкрепить взносом 150 тысяч лир. Не обязательно деньгами. Это «приданое» может состоять из лодки, сетей, какого-нибудь инвентаря. Выбывая же из кооператива, рыбак ничего не получает. Словом, как в израильских kibboutzim[132].

Сопровождающий нас рыбак — красивый статный парень лет двадцати пяти — тридцати: глядя на его прокаленное солнцем лицо нелегко сказать точно, сколько ему лет. Он дежурный; его товарищи уехали в город на гулянье. Не скучно ли ему оставаться здесь одному? Его жест выражает покорность судьбе. Надо же кому-нибудь присматривать за садками.

— Кругом большая нужда. Многие зарятся на чужую рыбу.

Он выражает свои мысли медленно, но не подыскивает слова и не вынуждает нас упрашивать его «рассказать о себе». Прежде он рыбачил в одиночку. Риск, которому он подвергался, был ему не по карману: потеря сети обрекала его на недели вынужденного безделья. К тому же с одними веслами без мотора много на наловишь. Заработок? 1500–2000 лир в неделю. Повезет — можно заработать до 5 тысяч. Два года назад, взяв деньги в долг, экономя на сигаретах, кино, танцах и «черт знает на чем еще», он собрал необходимую сумму и вступил в кооператив. С тех пор жизнь его прекрасна. Сам черт ему не брат. Все к лучшему в этом лучшем из миров.

— Почему?

— Потому, что здесь все налажено. Ежедневно из садков выбирается определенное количество рыбы, которая идет на продажу: доход распределяется между членами кооператива. Каждому достается примерно одна тысяча лир в день.

Безмятежно улыбаясь, рыбак рассказывает о своей жене. Он недавно женился. Я удивляюсь: ведь в этих краях свадьбы не проходят без показных трат. Кроме того, как я заметил, в его хижине стоит большой мотоцикл. Где же он взял такие деньги? Я прошу его показать мне садки: плоскодонки вмещают двоих, а с глазу на глаз он разоткровенничается[133]. И вот мы отправляемся в путь. Сильные руки рыбака ловко орудуют шестом. Садки отделены от узкого морского залива скрепленными между собой тростниковыми перегородками, поставленными поперек течения. Увлекаемая потоком, рыба попадает в проход между перегородками, напоминающий горло огромной верши, а оттуда в «камеру смерти», где томится, пока ее не выловят.

На расшатанных мостках рыбак изменил тон; похоже, что он готов принять мой вызов на откровенность. Я был бы рад отказаться от дальнейших расспросов, но он уже ждет моей атаки. Итак, я начинаю:

— Ты увел чужой мотоцикл?

— Нет, клянусь, — протестует парень, испытывая своеобразное удовольствие от того, что попался. Он жестикулирует, молитвенно складывает руки, призывает в свидетели мадонну, клянется жизнью будущих детей.

Он купил мотоцикл по случаю за 50 тысяч лир в рассрочку и теперь уже почти расплатился. Благодаря мотоциклу он может ночевать дома.

— Посудите сами, dottore[134], я ведь женился каких-нибудь два месяца тому назад.

— А сколько стоила тебе свадьба?

Глубокий вздох, блуждающий взгляд: