Я видел, как живет Италия

Лилла категорически настаивает на одном: раз я считаю введение обязательным, то без заключения не обойтись.

Но что делать, если меня все равно уличат в неосведомленности, какой бы проблемы я ни коснулся — социальной, экономической или политической. Однако Лилла тверда:

— Так изучи эти проблемы. А то, чего не знаешь, обходи существующими и несуществующими приемами писательского искусства.

Ну хорошо.

Я старался передать то, что услышал от итальянцев, и описать то, что видел в Италии, Мне казалось, что я поступаю правильно: одолжив читателю свои уши и глаза, я даю ему полную свободу делать собственные выводы.

Всякий раз я становился на сторону страждущего и убеждал его, что из-за бездушия презренной элиты ему приходится горше, чем тому, кто страдает у нас. Как отвратительна эта итальянская элита! Она верит или еще пытается верить в свои «сверхъестественные» права, данные ей от рождения. Ее отношение к другим преступно. Де Сика свой фильм «Чудо в Милане» предполагал назвать «Ipoveri danno fastidio». Это очень точно передает мою мысль (пусть в кои-то веки мне позволят дать неприлизанный перевод): «Бедные нам осточертели».

Немногие во Франции позволяют себе сегодня высказывать следующую гнусную мысль: «В прежнее время трудящийся люд чувствовал себя счастливей — у него было меньше потребностей». В Италии соответствующая присказка, рифмованная псевдонародной мудростью, сохранила еще силу ложной философии патернализма:

Al contadino non far sapere,
Quant’e buono il cacio con le pere

(Лучше пусть мужик не знает, вкусна ли бывает груша с сыром).

Чтобы все это понять, надо видеть их, тех, кого называют signoroni, этих господских недорослей, которым нет еще и двадцати лет. Они уверены, что ведут свою родословную от Юпитера, и поэтому плохо учатся и в школах, и в университетах. Эта завтрашняя элита, напомадив волосы, тарахтит на мотоциклах и гоняет в машинах, купленных на папины деньги. Головы этих молодчиков заняты только деньгами, да таким видом спорта, как охота на девушек, предпочтительнее девственных — славы больше. А бедные дуры рады-радешеньки.

Но «Олений парк»[196] и: «Сир. Какая честь для моего дома» отдавали тухлятиной еще в XVIII веке!

К счастью, signoroni обречены на исчезновение. Нынче двери университета открыты для всех. Недалеко то время, когда ученые звания, прежде доступные только детям более или менее обеспеченных родителей, станут доступными представителям всех классов общества. Но еще больше выбьет почву из-под ног этих щеголей аграрная реформа и вытекающее из нее «охлаждение» к вложениям капитала в земельную собственность.

Нам всюду говорили, что Италии угрожают две «опасности» — коммунизм и церковь, самые массовые движения современности с их неизменно острой проблемой вербовки новых адептов.

Оба эти явления характерны, однако, не только для Италии. И все же в Италии конфликт между ними острее. Прежде всего потому, что итальянцев открытая борьба привлекает своей новизной. Кроме того, в Италии резче социальные контрасты. Цели, политика Коммунистической партии всюду одинаковы; во Франции они те же, что в Италии. Но в Италии почва для коммунизма благодатнее, поскольку недовольство борющихся здесь более оправдано. Тщетно отрицать исторические заслуги коммунистических партий в Европе. Каким же несчастьем было бы отсутствие такой партии в Италии! Она служила и по сей день служит мощным тормозом для алчности имущих.

…В Италии антипод коммунизма — церковь. О ней в этой книге говорится немало. Однако пусть меня избавят от необходимости высказывать банальные истины: есть хорошие священники; точно так же когда-то говорили: есть хорошие евреи, есть хорошие негры, а в последнее время говорят: есть хорошие немцы. Мы уже не дети. Люди чистосердечные не усомнятся в моей чистосердечности или поедут удостовериться в ней своими глазами. Непримиримость же нечистосердечных все равно не оставляет мне альтернативы обычных компромиссов.

Факт остается фактом: роль религии в повседневной жизни итальянца становится все меньше, а обстоятельства вынудили церковь занять несколько своеобразную позицию в конфликте, о котором говорилось выше. Это породило путаницу в умах: слуга божий оказывается то сладеньким священником, то политическим пропагандистом, врагом других народов, а это для простых душ уже слишком, они и без того склонны путать веру с обрядом. Национальная жизнь Италии развертывается под знаком двойного парадокса: жалуются на то, что церкви пустуют, и изыскивают средства на строительство новых церквей, жалуются на то, что страна перенаселена, и неустанно производят все новых и новых прихожан.