Я всё ещё здесь (СИ)

— Это шестёрка Даниэля, которая называла себя его девушкой всё то время, пока он изображал моего друга. — Усмешка, лёгкая и притворная, я снова закатываю глаза и понимаю, что готова даже жевать битое стекло, лишь бы не быть в плену этих обстоятельств. — Из-за неё я бы не потерял друга детства. — Он продолжает, хотя я прекрасно понимаю, к чему он клонит. Этот ничтожный выбор, когда мне предстоит решить: идти у него на поводу всю оставшуюся жизнь, постепенно становясь такой же убийцей со сдвигом, либо же прекратить это всё здесь и сейчас, выстрелив себе в висок. — Тебе нужно просто избавить малышку от её жалкого существования. — Непозволительно близко. Чувствую на своей шее его губы, что щекотят воздухом кожу с каждым произнесённым словом.

— Прекрати это. — Я всё ещё продолжаю смотреть на трепыхающуюся в объятиях тугих верёвок девушку, в какой-то момент понимая, что мои глаза абсолютно сухие. В моих руках её судьба, а я непоколебимо стою столбом, зафиксированная на месте человеком, превращающим мою жизнь в адское пекло.

— Прекрати это сама. — Садистская усмешка вновь раздаётся прямо над ухом, он упирается подбородком в моё плечо сильнее прежнего, выжидая, пока я сделаю то, чего он ждёт.

А именно: превосходства своей власти и моё неоспоримое повиновение, которое с потрохами выдаёт моя любовь к жизни и нежелание сдаваться.

Он сзади, всего лишь обнимает, но под натиском его присутствия я ощущаю себя в железных тисках, теряя веру в хороший исход от бессилия и задыхаясь от жалости к самой себе, возможно даже проклиная судьбу за то, что так круто повернула мою жизнь в один прекрасный день.

Выхода нет.

“Будь по-твоему”.

Моя слабость не ты. Моя слабость — боязнь темноты от крышки гроба. Возможно, чуть позже это будет являться моей ничтожной долей успокоения, а пока я выставляю руку вперёд, зажимая ствол не дрогнувшими пальцами. А затем чувствую спиной твою улыбку, закрывая глаза и спуская курок.

Обратная дорога стёрта в пепел, а последнее чувство — это покидающая тело душа, когда я делаю вдох и ощущаю стойкий запах крови, въедающийся в ноздри оттенком металла.

Надеюсь, ты доволен.

— Проходи, не бойся. — Михайлов открывает дверь собственного дома, пропуская внутрь Алесю. Она шагает всё также неуверенно, будто каждый шаг — как по раскалённому углю. — Хочешь чего-нибудь? — Гостеприимства никогда было не занимать, шатен любезно интересуется, несмотря на гостя, чья личность под большим сомнением.

— В душ. — Короткая фраза не заставляет себя ждать, девушка застенчиво изъявляет желание, всё ещё оглядывая нового “хозяина жизни” исподлобья.

— Наверх по коридору и направо. Полотенце там есть. — Кивает головой на лестницу и уже спустя мгновение провожает Алесю взглядом, тяжело вздыхая и, казалось бы, запасаясь лишь одним желанием — накормить. Ведь он готов поклясться, что первый же порыв ветра эта девочка не переживёт.

Оставляя позади всё и всех, Леся закрывает за собой дверь ванной комнаты, мгновенно освобождая себя от одежды. Настраивает температуру воды, будто желая, чтобы она чуть обжигала кожу. А после полностью погружается в ванную, расслабляясь на короткое время и закрывая глаза, вспоминая события недавнего времени.

— Леся!!!

Она слышит её крик, пытаясь подняться на локтях после падения. А затем задирает голову, улавливая зорким зрением потасовку.

Он догнал. Он здесь. И он на её глазах избивает ту, которая минутами ранее спасла ей жизнь.

А что она может? Даже за себя постоять не в силах.

Глубокий вдох, она отворачивает голову от ужасающей глаза картины и несётся прочь от этого места, дальше, где голос Леры её уже не догонит.

Деревья, ветки кустов, что задевают и царапают кожу. Солнца уже и не видно, зато сквозь кустарники ей всё же удаётся пробраться на тропу, походящую на дорогу. И девушка невесомо отряхивается, продолжая топать дальше на ватных ногах, покуда не замирает сердце, перекрывая доступ к кислороду.

— Уходишь от меня?

Это не мираж, это не игра сознания, она видит его, его глаза, что часто являются во снах сквозь мрак. Они озлоблены. А сам он чуть согнулся, держится за бок окровавленной рукой, хватая её за подбородок свободными пальцами.

— Вот так вот просто меня бросишь? — голос догоняет усопшее больное сознание, она преданно смотрит, качая головой из стороны в сторону. Всё было напрасно. — Больше не любишь меня? — голос пестрит злобой, но содержание простого вопроса заставляет её исколотое сердечко сжаться, подбородок заходится дрожью.

— Люблю... — шепчет, как сама себе. Но он давно научился читать по губам.

— Вот и чудненько. — Оскал вместо улыбки, он оставляет между их лицами миллиметры, невесомо касаясь её губ своими. — Тогда ты сделаешь для меня кое-что.

Она снова не отдаёт себе отчёта. Возможно, потому что не знает другой жизни. А возможно потому, что её жизнь — это и есть тот, чьи слова не поддаются оспариванию. И этот случай — не исключение.

Глаза в пол. Она покорно кивает, наконец проявляя голос.

— Всё, что скажешь...