«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

– Истина выше человека… Растолкуйте ему суть труда литературного критика: критиковать значит искать и открывать в частном явлении общие законы разума, по которым и через которые оно могло быть, и определять степень живого, органического соотношения частного явления с его идеалом… Выражения «мне нравится, мне не нравится» могут иметь свой вес, когда дело идет о кушанье, винах, рысаках, гончих собаках и т. п. Прометей дал знать людям, что в истине и в знании и они – боги, что гром и молнии еще не доказательство красоты, а только доказательство неправильной власти, – на этот раз очень спокойно произнес Белинский. И уже с гневом, неистово он добавил к сказанному: – Спроси у этого чинодрала: с каких же это пор стало считаться высшим благодеянием сокрытие истины, бездушье?

– Пусть не чешут языки о нашу душу… Кто гладит по шерсти всех и все, тот кроме себя не любит никого и ничего; кем довольны все, тот не делает ничего доброго, потому что добро невозможно без оскорбления зла. Кого никто ненавидит, тому никто ничем не обязан, – высказал Чернышевский одну из самых сокровенных своих дум. – Спросите у него, мой юный друг: до каких же пор безнаказанно будут разгуливать по русской земле свободы гения и славы палачи?

– Бойся спокойствия, как наивысшей душевной подлости… Я, Михайло, не буду говорить тебе мудреных слов – их сказано вполне достаточно. Ты обязательно вырядись в парадный мундир – теперь это в моде. Жалко, что у тебя орденов и медалей нет, да и чинишко невысокий… Однако ты не унывай, держи себя уверенно, – напутствовал Толстой. – А от меня ты спроси у этого (так и хочется сказать что-то очень непристойное), спроси у него: когда же прекратится отрыв слова от дела?

С этими напутствиями Михаил Юрьевич и пошел туда, где уже побывали все участники узкого совещания русских классиков. Оделся он точно так же, как ему посоветовал Толстой. Войдя в кабинет важного лица, он отчеканил:

– Поручик лейб-гвардии гусарского полка Лермонтов по официальному чину. Генерал русской словесности по занимаемому положению. Чрезвычайный и полномочный посол от корпорации русских классиков.

– Очень приятно. Присаживайтесь.

– Вряд ли обрадовал вас мой приход. По физиономии вижу.

– Ворвались в мой кабинет, как вихрь, и сразу же говорите дерзости.

– Я и в русскую классику точно так же ворвался. Но не в этом дело. Имею честь и полномочия спросить: когда вы освободите это место для порядочного человека?

– Что, что?

– Я лаконичен, повторяться не люблю… Вы, к добру и злу постыдно равнодушный человек, скажите мне ясно и прямо: почему не даете возможности появиться на свет новым Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым, Маяковским?

– Я же не против, я за… Но, видите ли, для этого еще не созрели социально-экономические предпосылки.

– А для Аракчеевых¹⁶⁾ почему же они созрели? Или второй Отечественной войны не было? Или Сталинградское побоище не состоялось?

– Видите ли, нам сейчас нужен положительный герой.

– Согласен. Но разве добро возможно без осуждения зла?

– Вам надо создать образцы для подражания. Пусть молодежь берет с них пример.

– Благие пожелания. Но что же создано без нас?

– Мы имеем ряд замечательных достижений…

– Говорите со мной определенней.

– У нас есть романы «Мать», «Чапаев», «Как закалялась сталь», «Повесть о настоящем человеке», «Молодая гвардия», «Счастье», «Далеко от Москвы», «Жатва».

– Полезные книги. Но почему нет «Евгения Онегина», «Ревизора», «Героя нашего времени», «Что делать?», «Господ Головлевых», «Войны и мира»?

– А зачем они нужны? История не повторяется.

– Что, что?

– История не повторяется.

– А что такое история?

– Гм! История есть история. Движение от низшего к высшему.

– Неужели в истории нет связей между вчера – сегодня – завтра? Неужели нет повторений, отступлений назад, застоя?

– Без предварительной подготовки и консультации я на такой вопрос не отвечу.

– Я не тороплю вас с ответом. Но вы можете сказать: потомки наследуют что-либо от предков?

– Безусловно. И мы наследуем.

– Что именно?

– Мы почитаем наших славных предков.

– За что и как?

– За их величайшие подвиги… Мы устраиваем юбилеи, учреждаем ордена их имени, переименовываем улицы, библиотеки, даже города.

– И только?

– Не только… В минувшую войну, например, мы равнялись на своих великих предков.

– А после войны?

– Тоже равняемся.

– На кого и как?

– На Радищева, Пушкина и т. д. И на вас даже… Призываем учиться у классиков, пишем большие труды об этом… Я сейчас занят подготовкой докторской диссертации.

– Кто и чему научился?

– Как вам сказать…

– Так и скажите, как спрашивают.

– Сейчас другое время, другой метод творчества.

– Какой же вы нудный человек. От вас невозможно добиться чего-либо определенного.

– Вам трудно меня понять.

– Почему вы так думаете?

– Вы же не знакомы с современной обстановкой.

– А почему вы так думаете?

– За это время произошло так много событий и наука далеко двинулась вперед.

– А литература?

– И она движется.

– Куда и как?

– На основе социалистического реализма она создает образ «героя нашего времени», овладевает богатейшим наследием классиков.