«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

– Хороши себе щепки: женщину-героиню выбрасывают из комнатушки и она два года не может найти справедливости; инвалиды войны сидят с шапками на улице и выклянчивают копеечку; детей-сирот обжирают в богоугодных заведениях; появился слой аристократов и аристократок, которые для меня лично, человека, имеющего графский титул, кажутся хуже, зловредней Каренина и Анны Павловны; в каждом городе процветают казнокрадство, взяточничество; спивается масса бывших фронтовиков, защитников Отечества, сокрушивших тиранию Гитлера, – из них прибывают все новые и новые пополнения в тюрьмы и лагеря… Всего даже перечислить не могу. Эти жалобы я слышал во многих местах, их внимательно проверил, за их достоверность клянусь своей почтенной бородой… На каком же основании вы меня считаете реакционным? Каким же я должен вас считать?

– Каким хотите, таким и считайте, но таите это про себя. Иначе…

– Можете взять меня за бороду и швырнуть в тюрьму, изъять все мои сочинения. Вы наловчились это делать, да еще от имени народа.

– Вы впадаете в крайности… Нельзя так мрачно смотреть на нашу замечательную действительность.

– Вряд ли произнесет такие слова женщина, о которой я рассказал, или инвалид войны, вынужденный клянчить копеечку… Впрочем, вы от них так далеки, как и от меня ложь. Из этого прекрасного далека вы и соизволите разглагольствовать о народе, о любви к нему. Какое юродство! Жаль, что написать романа об этом не могу. Мороз бы по коже прошел от того, что я написал бы.

– Возьмите и напишите.

– А кто его рискнет напечатать? Вы?

– Ну, если не я, так…

– А кто же? По-моему, извините старика за резкость, вы и есть то самое искажение советской действительности, о котором поднято столько шуму. Вам эта действительность нужна для того, чтобы сытно есть, нарядно одеваться, покрикивать на прислугу, заниматься словоблудием вот в этом роскошном кабинете, спасаясь от жалоб, от горя и бед простых людей, затыкая рот кляпом официального патриотизма тем, кто может, кто не боится смотреть действительности в глаза. А не думаете ли вы над тем, что народное терпение нельзя бесконечно натягивать? В определенный момент, при определенных обстоятельствах оно и лопнуть может. Что тогда?

– До этого дело не дойдет… Мы намерены резко увеличить выпуск стали, чугуна, проката, станков.

– Хороший замысел. Но вот в чем дело. Все это выпускается и в Америке в гораздо большем количестве, но значит ли, что там не линчуют негров, борются с бедами и горем простого человека.

– Вы путаете… У нас совсем другая система.

– Другая система! В принципе, я одобряю эту систему, готов во имя ее день и ночь работать над романами. Но диалектика внятно толкует о возможности разрыва между формой и содержанием. И эту систему можно обратить в пользу слоя аристократов против народа… В этой возможности я вижу самый важный, самый острый и болезненный конфликт в жизни общества современной России. Что общего между вами и той женщиной, о которой я говорил? Вы же так далеки, так далеки друг от друга. Вы такие же чужие, как Маслова и Нехлюдов.

– Однако мы далеко ушли от темы нашего разговора.

– Свернули малость.

– Что вы мне ответите?

– А вы возражайте мне по существу – опровергайте, доказывайте. А то заладили: «много», «тяжело», «скучно». На это и отвечать нечего.

– В ваших отступлениях мысли, конечно, дельные. Но такие новые, необычные.

– Так бы сразу и сказали… Боитесь?

– До вас таких мыслей никто не высказывал. Конечно, боязно. Я – человек подвластный.

– А я вот взял и высказал, хотя также отношусь к числу подвластных человеков, собран из обычных костей и мяса.

– Так-то оно так. Но!

– Вы говорите «но». А я скажу «ну». Здорово получается… Спорим, ищем в споре истину.

– Так-то оно так. Но!

– Ну!

– Давайте лучше поговорим о другом.

– Давайте, если надоело говорить об этом. И будем прыгать с темы на тему, как воробьи на изгороди.

– Слишком вы просто, заурядно излагаете Кутузова… До обиды, до слез просто и заурядно! Дряхлый старик. Спит на заседании военного совета. Плачет. Ничего возвышенного. А он же – герой! Спаситель России! Его имени орден установлен.

– Положим, не один он спас тогда Россию… А народ куда мы денем? И что бы значил Кутузов без войска!.. Впрочем, мне именно это и хочется показать в романе. Во имя этого я и огород городил. Дубина народной войны расшибла нашествие иноземцев, а не волшебство Кутузова. Заслуга его в том, что указывал, куда надо бить.

– Ценю вас. Но нельзя же так обращаться с великими людьми. Народ народом, а вожди есть вожди. Без них народ – стадо.

– Дурак вы, извините старика… В чем же вы видите величие Кутузова?

– Я вас не оскорблял, Лев Николаевич… Не в том же, конечно, как вы его показали. Это же герой, мудрец! Нельзя же так… Даже не дремлет, а спит. Можно же это и опустить.