– В чем же общие, типичные черты этого героя? Какое наследство вы от нас берете?
– Как вам сказать…
– Видимо, герой обязан иметь орден, Золотую звезду; кричит «ура», имеет ранг, носит мундир и погоны?
– Не ехидничайте… Давайте поговорим всерьез. А как бы вы изобразили «героя нашего времени»?
– Я? Вот бы я его как изобразил. Оставил бы глубину ума Печорина и заставил бы честно работать, бороться, ненавидеть подхалимов и всяческое наукообразное невежество. Я бы взял от Пушкина его душу и совесть, от Грибоедова – глубину ума, от Гоголя – способность на все смотреть здраво и смеяться над пошлостью, от Белинского – силу убежденности и справедливость, от Чернышевского – благородную мечтательность и самоотверженность, от Толстого – мудрость и человеческую гордость, наконец, от Ленина – широту интересов, кипучую деятельность и несгибаемую веру в торжество возвышенного, в торжество правды. И обо всем бы написал. Не очень многословно, без его жесткости и литературных красивостей. По-пушкински.
– Много вы требуете… Наша литература еще очень молода.
– У вас превратное понятие о молодости. Вы же поселились не на голом месте… Впрочем, у меня есть к вам несколько вопросов.
– Пожалуйста.
– Почему допущена гибель Маяковского?
– Каждый волен делать с собой что вздумается. Он покончил самоубийством.
– И в наше время рассуждали точно так же… Что сейчас важнее для защиты коренных интересов России: Гоголь или «Голос Америки»?
– Ясно, что Гоголь.
– Почему его нет?
– Таланты рождаются не вдруг.
– Болтовня! Почему сейчас так боятся правды?
– Мы живем в капиталистическом окружении. Надо уметь беречь государственные тайны. У них имеется Би-би-си.
– Где много таинственности, там нет секретов вообще. Почему все еще не считается тяжким преступлением умерщвление талантов?
– Я вас не понимаю… У нас делается все, чтобы таланты росли. Число лауреатов увеличивается и увеличивается. Есть даже трижды, четырежды лауреаты. Вот!
– И нет ни одного Гоголя и Маяковского среди них… Когда же прекратится болтовня о почитании предков?
– Мы же устраиваем юбилеи, пишем трактаты, открываем музеи…
– Вы увлеклись рангами, чинами, наградами, мундирами. Вам больше всего понравился Аракчеев…
– Ну, знаете ли! Вы покушаетесь на святая святых. Вы подрываете основы нашего могущества. Да как вы смеете!
– Вы же знаете, что я этого не боюсь.
– Счастье ваше, что вы классик. А то бы…
– Вот потому-то сейчас и перестали появляться классики, что над головой каждого висит это страшное и подлое: «А то бы». Оно, как суховей, истощает душу родного мне народа.
– Если вы не замолчите, то не посчитаемся ни с чем. Сейчас эпоха социалистического реализма, не забывайте об этом.
– Эпоха Симоновых и Ермиловых17)
, а не эпоха Гоголей и Белинских?– Ну, знаете ли!
– Перепугались? О, да! Есть чего испугаться: мысль новая, дерзкая… Ее нет ни в каких первоисточниках.
– Мне противно слушать вашу развязную болтовню.
– Россия от этого не провалится в преисподнюю. Я ее знаю и люблю не хуже вашего… Я понимаю причину вашей сердитости. Когда нечем доказывать свою правоту – люди бранятся и угрожают… Так было и так есть! Однако хватит. Я побежал.
Лермонтов воспроизвел беседу с важным лицом Пушкину, Гоголю, Белинскому, Чернышевскому и Толстому. Он передал также ответы важного лица на их вопросы. Каждый из членов корпорации произнес только по одной реплике:
– Боже, ты все еще грустна, моя Россия!
– Скучно и на том свете, господа.
– Поборники кнута!
– Пишите правду; прекрасное есть борьба за коммунизм!
– Вот что, Мишель, садись-ка и пиши новые варианты «На смерть поэта» и «Дума».
– Зачем писать новые, когда и старые еще не потеряли своей силы и актуальности.
– А я согласен написать новые варианты «Кому на Руси жить хорошо», «У парадного подъезда», – раздался голос Некрасова, пришедшего на совещание членов корпорации позже всех.
Читаем у А. Радищева:
2)
3)
Речь идет о произведении Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке».