«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

225. Слишком трусливы и бесчестны наши прокуроры, нетерпимо лживы и продажны многие судьи. Они с большой охотой, со смаком и старанием забарабанят в тюрьму юнца, почти ребенка, и выгородят продажного, наглого, махрового казнокрада и плута. Не есть ли это перенесение нравов современной Америки в наши, советские условия⁵⁾. Думается, что это именно так.

229. Грустная дума гложет сердце: старая большевистская гвардия редеет и редеет, а на смену ей приходит черт знает что – ловцы легкого счастья, больших чинов, позеры и лодыри.

У нас слишком много развелось любителей красиво поговорить о коммунизме. Эти краснобаи любят вкусно пожрать, красиво одеться, но они за всю свою жизнь не вырастили ни одного хлебного колоска, не бросили на поле ни одной горстки навоза. Не наступит коммунизм, пока существуют эти краснобаи, пустобрехи.

290. Как же плохо, что между Сталиным и народом, который его любит, кем-то проложена толстая изоляционная прослойка бюрократизма, лицемерия, подхалимажа.

325. Наше время очень и очень похоже на те дни, когда в русской истории появились разночинцы и народники 70-х годов. Тот же разгул бюрократии и лживости, те же проповеди идти в народ, те же (даже более острые) страдания мыслящих, честных людей, которых со всех сторон жмет и давит бедность и несправедливость. История повторяется.

357. Милиционеров одели в новую форму⁶⁾. То и дело теперь слышишь от людей, особенно пожилых: стражники и жандармы опять появились.

415. Самый важный и мучительный период в жизни человечества – переход из капитализма к коммунизму.

418. Гадостей и мерзостей в человеческих отношениях накоплено столько, что иногда жить даже не хочется среди людей. Так бы, по примеру Робинзона, и уехал куда-либо на необитаемый остров.

531. Я нередко думаю над сутью Мусоргского и его оперы «Борис Годунов». И очень многое нахожу, что сейчас звучит с еще большей злободневностью, чем в то время. Отрыв правителя от народа стал более широким и страшным. Плач юродивого принял форму тихого стона. Извечная беда России: самодурство у власти, плач и стон народа, терпение до исступления, а потом вспышка и решительная ломка всего на свете, даже и того, что не подлежит ломке.

555. Мы пытаемся подменить бдительность народа все новым и новым увеличением органов тайного надзора, войск внутренней охраны, переодеванием милиции в форму бывших жандармов. Смешно и глупо. Это свидетельствует о недоверии к народу, о наличии боязни народа. Нет, все не засекретишь, а карательный аппарат не в состоянии заменить народную честность, мудрость и бдительность.

556. Сейчас господами положения чувствуют себя не партийные работники, не партийные пропагандисты, а нахохленные, туповатые молодцы в фуражках органов государственной безопасности. Даже я, презирающий смерть, их боюсь, не хочу попасть к ним в лапы. Сытое тупоумие – источник крайней жестокости. Оно легко может жить и без Пушкина и без Ленина.

560. Выгораживать жуликов находятся десятки любителей, но на защиту честного и ценного человека никто не желает встать. У нас невозможны такие факты:

а) как создание и издание романа «Что делать?»,

б) как демонстративный отказ Чехова и Короленко быть в числе академиков в знак протеста под незаконными действиями в отношении Горького,

в) как рост людей вроде Горького. О-хо-хо! До чего же глубоко пустило корни жидовское политиканство⁷⁾.

562. Свобода слова, свобода мнения! Много об этом говорится, но мало делается.

567. Горько и больно думать: Ленина-то мы почитаем формально.

614. Тюрьма в советских условиях должна не разрушать, а укреплять человеческое достоинство. Ее роль такая же, как и больниц. Если в больнице устраняют недуги тела, то тюрьма – недуги души. К сожалению, тюрьма у нас осталась буржуазной. Она – один из рассадников воспитания наплевизма и космополитизма.

762. Как же так получается: с каждым годом все возрастает и возрастает число врагов Советской власти? По логике вещей должен происходить обратный процесс. Злыми врагами становятся те, [кто] родился и вырос в советское время. Кто в этом виноват?

763. Читаешь Лермонтова, Белинского, Герцена и невольно приходишь к печальному и страшному выводу: как много общего между обстановкой тех лет и нашими днями. Аракчеевский режим⁸⁾, глупый внешний лоск аристократии нового оттенка, боязнь свежего слова, разгул космополитизма – какая-то апатия в умственной жизни, пассивная вера в лучшее, стремление оградить себя от общественных забот и сует, лицемерство. Тяжелое и страшное время!

787. Чем больше я думаю о Ленине, о ленинской скромности, о его трудолюбии и уме, тем горше становится на душе: все это в наши дни выглядит почти архаично. Говорят, что времена переменились. В каком же смысле? Неужели только в том, что скромность заменили притворством, игрой в народность; трудолюбие – важным видом, утонченным бюрократизмом; ум – парадной шумихой равнодушных фраз. Велики же уступки сделали мы, слишком много заимствовали у царской бюрократии, у английских лицемеров и американских дельцов.