«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

Напомним, что вторая статья Конституции СССР 1936 г. утверждала: «Политическую основу СССР составляют Советы депутатов трудящихся, выросшие и окрепшие в результате свержения власти помещиков и капиталистов и завоевания диктатуры пролетариата»[367].

Стало быть, по Михаилу Данилкину, контрреволюционерами являются люди, либо подрывающие власть Советов изнутри, либо создающие параллельные неконституционные властные органы. В его сочинениях можно обнаружить краткий очерк истории внутренней контрреволюции – внутренней по отношению к коммунистической партии. В соответствии с духом и буквой «Краткого курса истории ВКП(б)» Михаил Данилкин начинает с разоблачения оппортунизма Э. Бернштейна, К. Каутского, буквально трактуя партийные формулы об агентуре империалистического капитализма в рабочей среде. Эти люди – на самом деле полицейские агенты, зарабатывающие себе на жизнь провокационной деятельностью, едва ли не шпионством: «Суть дела состояла в том, что лютые, непримиримые враги марксизма хотели под прикрытием вполне революционного слова “социализм” удушить революционную борьбу пролетариата, подчинить ее своим интересам»[368]. Им на смену пришел троцкизм.

Организационно связавшись с большевизмом, он делал отчаянные попытки перекрасить большевизм под свой цвет, сгноить его на корню.

Из этого, как известно, ничего не вышло. После смерти Ленина его верный ученик и соратник – Сталин решительно, до конца развенчал троцкизм и примыкающие к нему другие разновидности враждебных ленинизму течений. Настала пора троцкизму и его побочным проявлениям уйти с исторической арены, открыто признать свою несостоятельность[369].

До этих пор Михаил Данилкин излагал сжатый конспект «Краткого курса…». Дальше полагалось остановиться, прочитав последний абзац: «Таковы основные уроки исторического пути, пройденного большевистской партией» – и хорошо усвоить, что означает слово «Конец», которым завершалась книга[370]. История закончилась. И следовало ждать, когда ЦК ВКП(б) примет решение ее продолжить[371]. М.Т. Данилкин шлагбаум не заметил или не захотел заметить и повествование свое продолжил: троцкизм

[…] ушел под прикрытием так называемой ежовщины. Ежовщина есть не что иное, как стремление продлить жизнь троцкизма под новыми, более изощренными прикрытиями. Сделана серьезная попытка оправдать троцкистскую формулу о так называемом термидоре, наносился удар по руководящим органам партии и государства. Спекулируя на повышенной любви миллионов людей к Советской власти, она, ежовщина, попыталась вконец опорочить значение честного партийного слова, посеять между людей излишнюю подозрительность, убить революционную бдительность и создать по возможности больше лазеек для проникновения вовнутрь нашего государства империалистическим контрразведкам.

Со временем и ежовщина была понята, разоблачена и до некоторой степени обезврежена[372].

Здесь Михаил Данилкин зашел за флажки. О ежовщине в партийных кругах говорили очень недолгое время в 1939 г., говорили, но ничего не читали. Нечего было читать. Ни в партийной прессе, ни в «закрытых письмах» ЦК это слово ни разу не упоминалось. В 1956 г. в г. Березники партийного докладчика спрашивали: «Понес ли ответственность за свои действия бывший наркомвнудел Ежов, и где он теперь находится?». Но ответа не получили. «На все вопросы были даны т. Сарычевым исчерпывающие ответы, за исключением вопроса о Ежове»[373].

Зато слово «ежовщина» часто употреблялось в нацистской пропаганде, предназначенной для военнослужащих РККА и жителей оккупированных территорий[374]. Это было словечко из немецких листовок, с которыми вполне мог познакомиться политрук Данилкин.