«Я вырос в сталинскую эпоху». Политический автопортрет советского журналиста

В своих нападках на К. Симонова Михаил Тихонович не был оригинален. В кругу молодых сталинских лауреатов поэта не любили, считали чужим. М. Шолохов эти чувства разделял. Свою неприязнь выразил в печатном слове, назвал Симонова барином: «Когда же и от кого получил Симонов паспорт на маститость и бессмертие?»[343]. Заметим, что поводом для гневных филиппик советского классика явилась критика К. Симоновым предложения М. Бубеннова отменить писательские псевдонимы, которые и «сейчас для отдельных окололитературных типов халтурщиков… служат средством маскировки и позволяют им заниматься всевозможными злоупотреблениями и махинациями в печати»[344]. М. Данилкину, посвятившему свое перо разоблачению разного рода «политических мерзавцев», такой подход был и понятен, и симпатичен. В своем очерке «Новая жизнь старого завода» он успел высказать свое нелицеприятное мнение о людях «с двойными русско-иностранными фамилиями»[345]. Антисемитская направленность публикации оттолкнуть его не могла. Напротив, она позволила высветить действительную позицию К. Симонова как ходатая по делам безродных космополитов. Надо сказать, что М. Данилкин ценил литературное творчество М. Бубеннова, неоднократно обращался в своих текстах к персонажам «Белой березы». Тут имела место и политическая логика. Если К. Симонов – барин, то М. Бубеннов – человек из народа.

Михаил Данилкин был далек от московских литераторов. На дачи к ним не ездил, не встречался с гуляющим Бубенновым. Соседка свежеиспеченного сталинского лауреата вспоминала через 40 лет: «Когда Сталин похвалил его “Белую березу”, он совсем распоясался, хамил всем, купил специальную машину для выездов на охоту, в пьяном виде поколачивал жену и тому подобное»[346].

В кругу людей, настроенных критически к режиму, Симонов также пользовался дурной репутацией. После разговоров с Анной Ахматовой британский литературовед И. Берлин писал о нем: «Наиболее удачливой и показательной фигурой такого типа является журналист, драматург и поэт Константин Симонов, который написал множество произведений низкого качества, но утверждал в них с непогрешимым ортодоксальным чувством правильный тип советского героя – храброго, пуританского, простого, благородного, альтруистического, посвятившего себя полностью служению своей стране»[347].

Константин Симонов спустя годы признавал: «Я был именно в этот период тем, что склонны называть “выскочками”»[348].

О Симонове сплетничали. Михаил Данилкин поверил. Об остальных молчали, тем самым помогли сохранить М. Данилкину перво зданную чистоту взгляда на современную литературу. С тогдашними писателями он лично не был знаком. Мог видеть и слышать при ехавшего в г. Молотов в 1948 г. Аркадия Первенцева. Тот перед провинциальной публикой вовсе не стеснялся: за выступления в Домах офицеров брал деньги «с фронтовых товарищей», фамильярничал, напоминал о своем родстве с Маяковским. Местные интеллигенты жаловались «на развязное поведение Первенцева, вызывающе грубые ответы, оскорблявшие самолюбие задававших вопросы, вульгарные выражения и сплошное самовосхваление»[349].

О молодых литераторах А. Первенцев высказывался пренебрежительно: мало-де пишут, ленятся, очень любят деньги. Между собой рассуждают так:

«“Дайте мне аванс 3000 рублей, 6-месячную путевку на курорт, я там напишу роман или повесть… Да жену обеспечьте”. А он там за девочками пробегает и ничего не напишет. А когда ему разъясняешь это, он думает: “Вот влезли в редакции сволочи, вроде Фадеева, и затирают нас, молодых”»[350].

Михаил Данилкин к молодым лауреатам относился более снисходительно, похваливал свысока. Классиков советской прозы тоже ценил невысоко. В его памфлете «Глазами классиков» есть зачеркнутый абзац. В нем Данилкин высказывался по поводу современной ему литературной ситуации, от имени Льва Николаевича Толстого раздавал желчные характеристики маститым писателям: