В следующую ночь допрос был продолжен. Продолжался он около пяти часов: от 22 ч 15 мин до 3 ч 05 мин. Протокол его, исполненный на готовых бланках от руки крупным разборчивым почерком следователя Фомичева, составил 9 листов – 2 листа на час. Ясно, что в протокольную запись попало не все, о чем говорилось в следственной камере. Сперва Фомичев выяснял, «когда и с какой целью были написаны произведения, не предназначенные к печати». Данилкин отвечал, пользуясь при этом самыми обтекаемыми «каучуковыми» формулировками: «Эта статья была написана с целью высказать свое отношение по ряду важных политических вопросов и получить авторитетное замечание о правильности тех или иных моих суждений по этим вопросам. Эта статья предназначалась для Сталина, или для тех лиц, которые по его поручению будут рассматривать мою статью». Тем самым подследственный журналист обозначил линию защиты: у меня, как у коммуниста, возникли некоторые вопросы о текущей политике, и я в соответствии с уставом партии обратился к секретарю ЦК за разъяснениями. В этом моем поступке нет ни грана контрреволюционного умысла, ни какой бы то ни было попытки вести антисоветскую агитацию. Не Сталина же он пытался распропагандировать.
Следователь еще раз потребовал уточнить: «Когда и кому вы разослали эти работы?». Данилкин повторил: Сталину, Фадееву, в Молотовское УМГБ – «и один экземпляр, примерно 18 октября 1952 г. сдал лично секретарю Молотовского обкома партию Мельник».
В конце концов Фомичев перешел к главной теме, потребовав от Данилкина «рассказать об антисоветских измышлениях, изложенных в его работах»[508]
. Судя по протоколу, Данилкин не сопротивлялся: