Я за тебя умру

В «Рейнбоу-Рум» было чудесно. Пол парил в облаках, под жадным взглядом Гвен два оркестра рвали спектр на отдельные цвета. Архаический стиль танца англичан исправился под умелым руководством, и, если девушки до сих пор думали, что их поездке чего-то не хватало, этот вечер возместил им все. Весело было кричать подруге Диззи «цып-цып» и делать вид, что сыпешь ей семечки; весело было знать, что Педдлер Тенброк целиком к ее услугам и до конца весны ей будут приходить письма из Англии. Все было весело…

— О чем ты задумалась? — спросил Педдлер.

— Задумалась? — Она вернулась к действительности. — Ну, если тебе хочется знать, я думала о том молодом шофере. Он очень хотел поступить в Уильямс-колледж. А теперь потерял работу, и я представила себе, как он сидит там у себя в тоске.

— Давай позвоним ему, — живо откликнулся Педдлер. — Скажем, чтобы ехал к нам. Ты говоришь, он хороший парень.

Гвен подумала.

— Нет, это не самое удачное, — решила она не по годам мудро. — Ему теперь будет тяжело, а этим мы ему не поможем. Не надо.

Она была счастлива и немного повзрослела. Подобно всем детям ее поколения, она воспринимала жизнь как своего рода случайность, торбу с подарками — что вытащишь, то и твое, и нет ни в чем большой определенности. Жемчужина, найденная отцом, не была жемчужиной, а сегодняшние удовольствия — последствия того, что она наткнулась на полсотни шкурок южноамериканских грызунов.

Спустя месяцы, когда Гвен уже не могла сказать, какие мелодии играл оркестр, она помнила другую жемчужину, ту, что вставила в свои личные четки — хотя про себя это не так описывала, а только испытывала виноватое торжество от того, что немного обхитрила жизнь. Она не рассказала об этом Диззи. Никому не рассказала. Девушки никогда ничего не предпринимают сами, да? Жемчужина и мех, они были случайностями — но не было случайностью, что она отдала ему свое путешествие на блаженные острова, отдала из жалости, жалости настолько глубокой, что она не рассказала об этом даже Диззи — никому не рассказала.

«За большие пальцы» и «Визит дантиста» — варианты (с очень разными финалами) рассказа, в сокращенном и измененном виде опубликованного под заглавием «Конец вражды» в журнале «Коллиерс» (22 июня 1940 г.). В последие годы жизни Фицджеральд говорил, что хочет когда-нибудь написать роман о Гражданской войне. Эти рассказы и пьеса, написанная им, когда ему было меньше двадцати лет («Трус»), свидетельствуют о постоянном интересе к войне.

Источником для всех трех рассказов был Эдуард Фицджеральд (1853–1931). О влиянии отца на жизнь и творчество Фицджеральда почти не говорилось, но 26 июня 1940 года Фицджеральд писал своей кузине Сеси Тейлор: «Ты видела несколько недель назад мой очень неважный рассказ в «Коллиерс»? Он интересен только в том отношении, что основан на семейной истории — как Уильяма Джорджа Робертсона повесили за большие пальцы в Глен-Мэри, не то в Локуст-Гроуве. Тетя Элиза должна помнить». Робертсон был родственником и соседом Эдуарда Фицджеральда и в самом деле участвовал в рейдах Джона Синглтона Мосби во время Гражданской войны. Сам Эдуард родился на Гленмэри-Фарм в Мэриленде недалеко от плантации Локуст-Гроув, где находится Магрудер-Хаус, построенный между 1773 и 1781 годами.

Когда-то после января 1931 года Фицджеральд написал от руки несколько страниц с заголовком «Смерть моего отца» на первой странице. Потом они были разорваны пополам, но позже склеены. Короткий мемуар заканчивается так:

Когда мне было семь лет, я четвертого июля сбежал из дома и целый день провел в грушевом саду с товарищем сообщили в полицию, что я пропал, и по возвращении отец по обычаю девяностых годов надрал мне задницу, а потом выпустил на балкон смотреть фейерверк со спущенными штанами зад болел я понимал в душе, что он совершенно прав. После, увидев на его лице сожаление о случившемся, я попросил его рассказать мне историю — у него их было всего несколько — История о шпионе, о Человеке, которого повесили за большие пальцы, и об Эрлисе Марче.

Хотите их послушать. Они мне так надоели, что не могу их сделать интересными. Но, может быть, они интересные, потому что я, бывало, просил отца повторять повторять повторять.

Фицджеральд диктовал «За большие пальцы» в конце лета и осенью 1936 года, пока оправлялся от перелома плеча. Гарольд Обер, получив первый вариант в августе, был полон энтузиазма: «Мне очень нравится «За большие пальцы». По-моему, это один из лучших Ваших рассказов за долгое время». Когда рассказ не удалось продать, Обер предложил значительно сократить его и в октябре написал Фицджеральду: «Рассказ о Гражданской войне хорош во многих отношениях, но он не то, чего ожидают от Вас редакторы». В декабре он объяснил подробнее, передав слова одного из редакторов: «Я считал, что рассказ славный, но все дамы тут от него в ужасе. Большие пальцы для них, видимо, — чересчур. Я поговорил с несколькими редакторами и думаю, что рассказ не купили, главным образом, из-за эпизода с большими пальцами».