Я знаю, кто ты

Я считала, что Мегги и Джон умерли, но совпадений слишком много: все в этой истории должно быть связано, просто я не знаю как. В полиции уже подтвердили, что Джон не погиб в перестрелке. Почему же он так и не нашел меня? Я была уверена, что он меня по-своему любил. Может быть, он винил меня в том, что произошло? За годы лицо Джона потускнело в моей памяти, но теперь, когда я увидела его имя на фотографии, я узнала его. Это его взгляд. Откуда у человека, который на мне женился, детская фотография Джона? Почему он утверждал, что это он сам? Мне стоило бы обратиться в полицию, но им нельзя доверять. Никому нельзя доверять. Я стараюсь прийти к какому-то выводу, но ничего умного в голову не приходит.

Мой муж притворялся Беном Бейли, но на самом деле им не был.

Я притворяюсь, что я Эйми Синклер, но я на самом деле тоже не она.

Кто-то притворяется Мегги О’Нил – по крайней мере, я думаю, что притворяется. Но если Джон на самом деле жив, то, может, и она тоже?

Мы все притворяемся другими людьми, но я не могу понять почему.

Ванная комната наполнена паром, а я настолько погружена в свои мысли, что не слышу, как открывается дверь. Шампунь щиплет глаза, поэтому я их закрыла. Я не вижу, как кто-то заходит в ванную, как он залезает ко мне в душ. Чья-то рука трогает меня, и я вскрикиваю. Рука зажимает мне рот.

– Эй, это я, не надо будить соседей, – Джек стирает пену с моего лица, и я снова могу видеть. Сердце бьется так громко, что даже стучит у меня в ушах. – Извини, не хотел тебя напугать.

Я поворачиваюсь к нему, и он целует меня. Все происходящее в первый момент кажется мне глубоко неприличным, как будто вчера между нами ничего не было и все это полная неожиданность. Наверное, я просто не загадывала так далеко. Его руки двигаются ниже по моему телу, и это так приятно, что я уступаю. Я поворачиваюсь к нему спиной, и – как же это приятно – он, кажется, без слов понимает, чего именно я хочу. Я прислоняюсь к стеклу и позволяю себе забыть обо всем, кроме нас. Я думала, что мне больше не суждено испытать такие ощущения. Думала, наверное, что тридцать шесть лет – это много, что я уже не в лучшей форме. С Джеком я этого не чувствую. Я чувствую себя обновленной.

Потом мы завтракаем, и когда я говорю, что мне нужно уйти на несколько часов, он не допытывается, куда именно. Он не ведет себя так, словно я его собственность, и это недавно обретенное чувство свободы в первый раз за долгое время заставляет меня с надеждой смотреть в будущее. Я знаю, что стоило бы сказать ему, куда я иду, но я просто не могу. Боюсь что-нибудь испортить. У нас у всех есть свои секреты. Секреты от других и от нас самих. Мы храним их глубоко внутри, потому что знаем: если они вырвутся наружу, то могут уничтожить не только нас, но и всех, кто нам дорог.

Я варю новую порцию кофе и наливаю ему еще одну чашку.

– Как мне повезло встретить тебя! И чем я заслужил такое счастье? – спрашивает он и целует меня опять.

Выходя из комнаты, я все еще ощущаю вкус поцелуя и надеюсь, что это случилось не в последний раз.

Я беру с собой пистолет, телефон и всю храбрость, которую могу отыскать, и выхожу из дома.

Никто не может быть все время хорошим.

Семьдесят

Адреса на визитке, которую дал мне продавец в антикварной лавке, должно было хватить.

Но не хватило.

До сегодняшнего для я не знала названия этой улицы. По дороге в Эссекс у меня было достаточно времени на размышления, но я до последнего момента пыталась себя убедить, что ошибаюсь, что это просто еще одно совпадение.

Это не было совпадением.

Прошло уже тридцать лет, но я узнаю этот дом. Он до сих пор мне снится.

Ряд магазинов остался на прежнем месте, но все они заколочены и закрыты, кроме маленькой прачечной. Нет больше видеопроката, овощной лавки и магазина на углу, остались только решетки на разбитых окнах и граффити. Теперь в эти магазины ходят только призраки.

Лавка букмекеров осталась на прежнем месте. Окна заколочены, но над дверью висит рукописная табличка: «Антикварные товары».

Изнутри к узорчатому стеклу прикреплена скотчем записка «закрыто». Я поднимаю руки к окну, чтобы отгородиться от света, и пытаюсь заглянуть внутрь, но вижу только темноту.

Я стучу. И еще раз.

Никто не открывает, и я перехожу к боковой двери, той, что ведет в квартиру. Краска давно облупилась; поперек двери кто-то написал красным цветом: «Лгунья». Когда я была маленькой, эта дверь мне казалась огромной, но теперь я вижу, что она самых обычных размеров. Я снова стучу, но опять мне никто не отвечает.

Я наклоняюсь и открываю проржавевший почтовый ящик:

– Здравствуйте!

Я смотрю сквозь крошечную щель, но вижу только толстую пачку запечатанных писем и рекламных листовок. Я нагибаюсь пониже, и мне удается разглядеть нижние ступеньки лестницы, покрытые старым красным ковролином и более свежими темными пятнами.

– Есть кто-нибудь?

Опять никакого ответа.

И тут я слышу, как вверху, в квартире, начинает играть музыка.

Я достаю телефон.

Нужно звонить в полицию.

Нужно хоть кому-нибудь позвонить.