Я знаю, кто ты

Он наполняет оба стакана доверху и залпом выпивает свой. Виски я не люблю, но пью все равно. Все до дна. Как будто у нас закончились слова и время на размышление. Он целует меня, и я отвечаю на поцелуй. Он стягивает с меня футболку через голову, и я не останавливаю его, хотя больше на мне ничего нет. Я тянусь расстегнуть ему джинсы, и мои пальцы действуют гораздо увереннее, чем можно было ожидать. Все происходит так, словно мое тело одержало верх над разумом, решив, что он не способен принимать правильные решения. Когда рука Джека оказывается у меня между ног, я немного их раздвигаю. Я – это не я, я словно превратилась в кого-то другого. Я хочу этого. Хочу его. Думаю, я хотела его с самого нашего знакомства, но упорно делала вид, что «я не такая». Я забываю обо всем, что произошло. Сейчас для меня существует только его вкус, ощущение его тела на моем теле. Если говорить откровенно – так откровенно, как я только могу говорить с собой, – я так давно мечтала об этом моменте, что теперь, когда он наступил, все происходящее кажется абсолютно естественным. Я даже не чувствую угрызений совести после. Только удовлетворение. Я снова чувствую себя женщиной, чувствую себя живой.

Не знаю, что тому причиной – виски, сон или секс, – но я кое-что вспомнила. Я знаю, что сделала с пистолетом, и знаю, где он сейчас.

Но это может подождать.

Сейчас я хочу просто лежать в объятиях Джека и обманывать себя, что могу остаться здесь навсегда. Слишком долго я считала, что любовь невозможна без одиночества. А ведь бывает и по-другому. И слишком долго я старалась быть хорошей, всегда поступать правильно, делать то, что нужно. Оказывается, делать то, что хочешь, очень здорово.

Шестьдесят шесть

Мегги чувствует себя неважно. Она не может спать и даже не хочет есть. Она не отрываясь смотрит на фотографию Эйми и волнуется, почему та до сих пор не позвонила. Она давно уже должна была обо всем догадаться – но, может, Эйми просто не так умна, как все эти годы считала Мегги? Иногда, когда мы возносим кого-то на слишком высокий пьедестал, этому человеку просто приходится дольше падать. Мегги проверяет, работает ли телефон.

Работает.

Ей холодно. Она подходит к камину и подбрасывает в огонь еще одно полено. Замечает, что брать его было не больно. Смотрит на занозу, сидящую в пальце, – и видит, что черная крапинка переместилась ближе к поверхности кожи, и теперь словно белый ореол отделяет ее от остальной, розовой, поверхности пальца.

Образовалась корочка.

Тело догадалось, что заноза вредна, и отторгло ее.

Совсем как Мегги отторгла Эйми.

Мегги берет с каминной полки пинцет – там их лежит целых три, разных цветов, на выбор. Затем начинает отковыривать краешки рубца – очень медленно, потому что хочет растянуть удовольствие и потому что знает, сколько радости и удовлетворения получит от процесса.

Какое наслаждение.

Понемногу оторвав всю корочку целиком, Мегги разглядывает занозу, положив ее на здоровый палец: крошечная черная щепочка и кусочек ее кожи, слепленные вместе. Она кладет эту маленькую частичку себя самой на камин. Почему-то ей важно ее сохранить.

Огонь уже разгорелся вовсю, он плюется искрами и потрескивает, желтые язычки пламени кружатся в сумасшедшем танце посреди темной комнаты. Раз уж у Мегги в руках пинцет, ей хочется оторвать от себя еще какой-нибудь кусочек, но случайных волосков на подбородке больше нет. Мегги разглядывает в пыльном зеркале свое лицо, и на какое-то мгновение ей кажется, что она уже совсем не знает, кто она и что она такое.

Но она помнит свое имя, свое настоящее имя, и гадает, помнит ли Эйми свое.

Мегги позаимствовала имя у мертвой женщины, а Эйми точно так же позаимствовала свое у мертвой девочки. Проблема в том, что если заимствуешь у кого-нибудь какую-то вещь, рано или поздно придется ее вернуть. Мегги поднимает палец, в котором больше нет занозы, и начинает писать в пыли свое настоящее имя. Особенно тщательно она выводит букву Э.

Шестьдесят семь

Я просыпаюсь, и меня встречает обычная осенняя тоска. За окном спальни полная темень, хотя телефон и сообщает, что уже утро. Ночное небо решило задержаться, хотя ему уже не рады, и мне кажется, что окружающая темнота просачивается внутрь меня, как будто черный цвет заразителен. Я словно забыла, как включается свет, и теперь моя жизнь будет не более чем тенью.

Алисия Уайт.

Дженнифер Джонс.

Джон Синклер.

Мегги О’Нил.

Эти имена крутятся у меня в голове, потому что я не сомневаюсь: человек, за которого я вышла замуж и который так со мной поступил, работал не один. Иногда я жалею, что не могу вернуться обратно, в тот день, когда убежала из дома в Ирландии. Интересно, где и кем бы я сейчас была, если бы осталась там? Я бы не встретилась ни с кем из этих людей, и жизнь моя, по всей вероятности, была бы проще, безопаснее, понятнее. Возможно, я была бы счастлива.

Я думаю об Алекс Крофт. Инспектор была права: некоторые обстоятельства я от нее скрыла. У меня не было выбора.