Яблоко транзита

Пикантность момента в том, что прожект Холмгрена – частный, на его страх и риск. Риск при этом двойной: в лучшем случае влечет профессиональную дисквалификацию, в худшем – россыпь уголовных обвинений, легчайшее из которых – злоупотребление служебных положением. Ведь русская «Барбаросса» на марше – доступная лишь единицам тайна, причем, с обеих сторон…

Как бы то ни было, Бретт, пришпорив судьбу, холодной одержимостью нацелен приделать своему предприятию ноги, которые, он уверовал, распахнут перед ним двери клуба политических тяжеловесов. Высота полета – семь тысяч миль – лишь подчеркивает исключительность почина. Ведь на кону благополучие цивилизации, как таковой. Это как минимум, сценарий же, мягко выражаясь, менее оптимистичный – за пределами общепринятых смыслов. Так что, уместна ли здесь ирония?.. Да и борт пошел на снижение.

***

На следующий день, Западный Голливуд

Ник Коннелли, хоть и несколько припухший от вчерашнего каскада тостов, являл образ умного, вышколенного затейливой киношной средой человека, транслируя синтез жесткой собранности и доброжелательства. Он считывал, точно сканнер, полученный от его двоюродного брата Бретта, сидящего напротив, текст, умудряясь при этом время от времени бросать на визави приязненные взгляды. Впрочем, то, скорее всего, ритуальные знаки внимания, общее место западного этикета. Волчий билет Бретту, дай его затея пробоину, вручат с пожеланиями счастья и процветания на жизненном пути, что в той же мере верно и для мира грез – кино, как и западной культуры в целом.

На третьем листе Ник стал одобрительно покачивать головой – то ли в знак признания увлекательного сюжета, то ли так поддерживая необременительную атмосферу. Это вновь значило ровно то, что кинопродюсер Ник Коннелли по праву в своей ячейке – сословия джентльменов и благотворителей. Нелишне добавить – унаследовавших некогда отнятое и, никого не подпускающих к своей резервации успеха. Так что проблема Бретта Холмгрена, будь она в компетенции продюсера, в длинном ряду оферт, всплывающих на поверхности киноиндустрии, но, за вычетом немногих, плавсредства не обретающих, без оглядки на кого-либо…

Аккуратно приземлив на журнальный столик папку с прочитанным, Ник занял позу вежливого слушателя, тогда как с позиций его ремесла, будто предполагалось наоборот, по меньшей мере, комментатора. Но вновь сработала поведенческая обманка – ненавязчиво обозрев визави, он заговорил:

– Твое подтверждение приезда на банкет с поздравлениями, отправленное после дедлайн регистрации, я естественно не прочитал. Когда же, Бретт, тебя в толпе гостей увидел, то невольно вздрогнул. Не в преддверии ли мы катастрофы, одному правительству известной? Семья-то почти вся здесь, держа в уме, что твой визит – человека государственного, весь в трудах – не прогнозировался…

– Ну, нет, – весело засмеялся Бретт. – Глупо тратить четыре часа на то, что у эсэмэски займет считанные секунды!

– Всё же ты здесь… – задержал пытливый взгляд на небожителе от политики небожитель потребителей грёз. – Да и как понять твой интерес к сценарному делу, его величеству Вымыслу, когда твой знак судьбы и амплуа – реалполитик?

– Дипломатия, даже классическая, застегнутых наглухо сюртуков, это стык жанров, при котором протокольный официоз марширует в одном ряду с провокацией, подковерной возней, системным враньем, психоанализом и бесцеремонным шпионажем… – изрек, сама загадка, ветеран регулярного сегмента закулисы.

– Может, надуешь свой шарик, Бретт? Замысла, имеется в виду, – не повышая голоса, предложил кузену срывать сургуч с пакета своей миссии продюсер. – А то он пока похож, сам понимаешь, на что…

Бретт Холмгрен подернутым поволокой взором осмотрел родственника с репутацией осторожного середняка, закрепившейся за ним в Голливуде, после чего, точно один на один перед зеркалом, стал прилаживать парик, который чуть ли не с юных лет носил. Должно быть, соотнесясь с координатной осью упомянутого замысла, откликнулся, тщательно подбирая слова:

– Накануне беды, говоришь… Нет, из разряда фатального ничего… Пока нечего. Но предпосылки трещины есть…

– Надеюсь, не земной коры? – холодно уточнил вдохновитель широкого спектра, включая апокалиптические, киносюжетов.

– Как бы это обтекаемо, но понятно… – задавал сценические параметры своей интриге Бретт, ассистент сценариста внешней политики США. – В общем, нужен фильм… Чем в художественном смысле и коммерчески успешнее, тем выше шансы психологического бинго – генеральная задача проекта…

– Ты свой сюжетный набросок-затравку имеешь в виду? – вклинился в техническую паузу Ник Коннелли. – Да, тема любопытна – и ее герой, многих обличий, этот русский израильтянин Алекс Куршин, и завертевшаяся вокруг него интрига, но кассовый успех – гарантированно никакой, сугубо фестивальная картина, найди она спонсоров когда-нибудь… Только, что это за «бинго»? Кого охмурять Белый Дом собрался? Целевая аудитория, имею в виду…