Яблоко транзита

Мейтав Розен (рабочий псевдоним Михаль), ведущий психолог «Моссада», передав Алекса конвою, с надсадой разбирала допрос, своим итогом цели не достигший. Она, логик и хирург снов подсознания, свои поражения не принимала, бесясь от любой своей оплошности. Фатальный промах: сеанс дознания свернут необоснованно; пусть «пациента» сковывала предопределенность выбора, без паузы релаксации можно было обойтись, наоборот, следовало изматывать объект до упора.

Слуховое воспроизводство допроса отсвечивало: тактика упрямого наращивания давления, скорее всего, сработала бы, не остановись она на полпути. Объект-то экстраверт с очень подвижной психикой, следовательно, рано или поздно сломался бы. Она же смалодушничала, непростительно психанув из-за непривычного для ее уха донкихотства, которым, ей ныне казалось, Алекс умышленно ей в пику щеголял. И держи она избранный профиль – следователя-прорицателя, работающего на опережение и сводящего на нет контратаки, честолюбивый Куршин – в запале переговорить оппонента – выболтал бы куда больше, чем сказал.

В довершение ко всему, ошибкой было воздержаться от осенившей ее в ходе дознания мысли – размазать Куршина по настилу его якобы умственного и прочего превосходства. Его сальный намек в неформальной атмосфере встретиться предполагал оплеуху – и не физическую в виде наручников, а ментальную, так, чтобы икал от беспомощности. Такой пощечиной могла стать ссылка на малоизвестный вне российского правового дискурса прецедент, когда матерый рецидивист соблазнил следователя-дурнушку до немыслимого для юриста перерождения – организация побега подследственного. Но она, Михаль, не решилась, посчитав, что будет истолкована превратно как выданный аванс – не только на свидание, но и, бери выше, сотрудничество с русскими, которые стоят у Алекса, агента-многостаночника, за спиной. Или, как минимум, поставить на место этого напыщенного, упивающегося своей импозантностью индюка, втемяшив в его погружающуюся в склероз башку, что он застрял на условностях прошлого века, коль даме из высшего света на двадцать лет моложе свидание отважился предлагать. Идиот, безнадежно отставший, ведь на Западе, на полпути к цифровому матриархату, все с точностью до наоборот. Муж (партнер, любовник) на десять лет моложе – распространяющаяся на второй космической скорости норма. Взять хотя бы ее саму – под одной крышей с сожителем, кому нет и тридцати, дважды за последний час ей звонившем. Да, где-то жиголо, но какой сладкий…

На третий звонок сожителя Михаль-Мейтав ответила, уступив вкрадчивым просьбам сворачиваться – без нее тоска зеленая! – и заказать домой пиццу с теми самыми, она знает, ингредиентами. Он бы давно сам, но ротозеи из банка кредитку не переоформили…

Заказ пиццы сделан, и Михаль-Мейтав заторопилась домой, на ходу проверяя сумку, не оставила ли чего. За рулем на нее надвинулось марево сумбурных, но глубоко пьянящих ассоциаций, которые затмили профессионально не состоявшийся день: греющая патока ритуальных комплиментов, влекущий запах молодого мускулистого тела, стонущий восторг соития и неповторимое чувство востребованности как женщина. Н-да, особы незаурядных дарований и с ясной картиной мира, но не свободной от предрассудка, что метрическая шкала времени сугубо для мужчин, надо понимать, сезонных невольников мироздания…

Все же на подземном паркинге, давящим своими сводами, Михаль-Мейтав, вскруженной женским началом, напомнила о себе надземная пыхтящая оброком потребления маета. На задворках «я» прошмыгнул харизматичный в своей открытости, но, оказалось, зоркий к примочкам психоаналитики Алекс Куршин, о неуспехе окрутить которого завтра докладывать…

Впрочем, завтра будет завтра, не мешая любить и быть желанной сегодня, какими бы ни были издержки. Захлопнув дверцу «John Cooper», сыворотка откровений (что таких, что этаких), поправила юбку и кокетливо повела плечом. Впереди полная влаги и фантазий соприкосновения наложница-ночь.

Алекс Куршин, опорожняя свои карманы на тюремном досмотре, вспомнил о Михаль, надо понимать, увидев в процедуре некую аналогию с ожиданиями, которые возлагались «Моссадом» на сегодняшний допрос. Мысленно улыбнулся, но вскоре почувствовал неясной природы холодок. Недавнюю увлеченность Михаль (похоже, следствие двухнедельной изоляции), замела пурга прозрения: женщина-дознаватель, перегруженная амбициями – это худшее, что в его истории – коллекции конфликтов интересов – могло произойти. И более чем вероятно, что в ее отчете Алекс Куршин предстанет как персона, враждебная ценностям сионизма и дезертир в стан недругов Израиля, потому бесперспективная для разработки. Так что… в глубокий пенитенциарный отстой, коль гражданство Святой Земли с видом на жительство в автономии проворовавшегося монарха, им вымышленной, попутал…