Яд минувшего

– Не скажу, – пообещала эрэа Арамона. – А теперь ступай к молодой герцогине.

– Бегу, эрэа!.. Нет, все же красота какая! Эр Эйвон упадет, точно говорю!

Джоан растворилась в сырой полутьме. Из-за кроватного полога вылетела неразумная моль и тут же нашла бесславный конец. Луиза стерла с ладони серо-бурую пыльцу, вернулась к зеркалу и провела пальцами по бровям. Перекошенное чудище в мутном стекле услужливо повторило кокетливый жест.

Нужно обладать отвагой Айрис, чтобы, глядясь в надорские зеркала, вообразить себя невестой знатного красавца. Луиза не воображала себя никем, но Ларак взирал на гостью, как на святую Октавию. Смешно, но приятно. И тянет доиграть до конца. Лучше дурить голову Эйвону, чем смотреть в окно на присыпанный сажей снег и думать о Герарде, кэналлийце, маменьке, господине графе, Жюле, Амалии… Нужно занять мозги хоть чем-то и взяться наконец за влюбленного в дочку теньентика. Жаль, сама Селина здесь не помощница.

Луиза расправила поясные ленты и покинула спальню, предвкушая мерзкий завтрак и прогулку в апартаменты Повелителей Скал. От святого Алана Луизу тошнило не меньше, чем от дубины Эгмонта, но Эйвону пора решать, мужчина он или тюфяк.

2

Обитель почти святого оказалась в точности такой, какой Луиза ее и представляла. Одиночество вперемешку со старьем. Рассохшаяся мебель, грубые витражи, облезлые шкуры, иконы, оружие, моль и пыль.

Эйвон с утра озаботился открыть ставни и протопить кабинет и библиотеку, но света не хватало, что герцогским апартаментам шло лишь на пользу.

– Кто это? – с должным почтением спросила Луиза, глядя на портрет мужчины, проглотившего алебарду и запившего оную уксусом.

– Герцог Эдвард Окделл. – Граф Ларак повыше поднял свечу, чтобы прекрасная дама смогла насладиться выпученными глазами и поджатыми губами. – Отец Эгмонта, супруг моей сестры Симоны… Его первая жена умерла родами, она была родом из Торки. В Надоре этот союз приняли без одобрения.

Надо полагать. Здешние герцоги привыкли вариться в собственном соку, потому у них и с желудками худо.

– А вот это единственный прижизненный портрет Алана Святого, – сообщил Эйвон, – он написан за два года до гибели герцога.

Луиза честно уставилась на потемневшее полотно. Алан был недурен и походил на своих потомков. Древний художник со всем тщанием выписал нагрудник, наручи, цепи, перстни и витраж с вепрем, а вот лицо ему не удалось. Нет, нос, глаза, уши были на месте, а человек не получился. Так, кукла, на которую нацепили доспехи и поставили у окна.

– Эйвон, – как же хорошо, что Герард делится всем, что читает, – а как получилось, что Окделлы вновь стали герцогами?

– Окделлы всегда оставались Повелителями Скал, – отчеканил Ларак, в котором хрюкнули родственные чувства, но Луизу это лишь раззадорило.

– Франциск отдал Надор вашему предку, а Окделлы его вернули. Как?

– У Женевьев Окделл от Гвидо Ларака было пять дочерей и два сына. – Святая Октавия, да он же покраснел!

– Маршал Гвидо погиб под Агарисом, – припомнила Луиза, – кажется, в 30 году Круга Скал.

– Сударыня, я поражен вашими знаниями! – Эйвона разрывали желание бухнуться на колени и фамильная ответственность перед предками. Предки пересилили. Пока. – Женевьев Окделл пережила второго супруга на восемь лет. Если кузина узнает, что я вам говорю, она… очень огорчится, но Женевьев, умирая, взяла со всех своих детей клятву, что и они, и их потомки будут поддерживать друг друга. Люсьен Ларак хотел отречься от титула в пользу единоутробного старшего брата, которого боготворил, но маршал Ричард, он ведь стал маршалом, отказался, и Ричард Окделл умер графом Гориком.

– Ваша кузина этого не одобряет, – не удержалась от шпильки капитанша, но Ларак, как и положено Лараку, ни кошки не понял.

– У меня нет в этом сомнений, – признался он. – Кузина Мирабелла преклоняется перед Святым Аланом. Она мечтала назвать сына в его честь, но первенец Повелителей Скал получает имя прадеда.

А второго сына у Мирабеллы не вышло, хотя лучше бы Айрис родилась Аланом, всем было бы легче. Госпожа Арамона оглянулась: пока еще не святой герцог Эгмонт уныло глядел со своего портрета.

– Эйвон, – страшным шепотом осведомилась Луиза, – а кто такая лесничиха Дженни?

– Сударыня, – выдохнул несчастный Ларак, – кто вам сказал? Кто?!

– Не важно. – Луиза улыбнулась и ненароком задела спутника рукавом. Герцогский кабинет был бы всем хорош, если б не моль, напрочь сожравшая шкуры у камина. Поваляешься на таких в черном бархате, не отскребешься.

– Эгмонт в юности имел несчастье глубоко и страстно полюбить, – с прискорбием сообщил Ларак величайшую из новостей.

– Кого? – Женское любопытство временно взяло верх над нечестивыми помыслами.

– Ее звали Айрис Хейл, – покорно сообщил Эйвон. – Они встретились весной 378 года и полюбили друг друга, но им приходилось скрывать свои чувства. Хейлы были богаты, но свое баронство получили в Двадцатилетнюю войну, а мать Айрис приходится родственницей Манрикам.

– Ну и что? – не поняла побочная дочь графа Креденьи. – Деньги еще никому не мешали. Или Хейлы искали для дочки жениха побогаче?