И все стало крупнее, стало ярким и выпуклым — степь, и кони, и козаки. Пыли над ними не было, словно кто-то не давал ей подняться вверх.
Характерники, понял Приблуда. Они могут такое. Они и под водой могут провести козаков, если нужно.
— Я уже два дня вас жду, — проговорил Степной Орел. — Два дня высматриваю. Я ведь не солгал, я умею заставлять людей говорить. И не только людей. Ваш колдун, Лихолет, ведь не просто так убил моих людей, он убил их и хотел убить одного из пленных, который решил заговорить. Но не успел — я был рядом. И пленный мне рассказал о вашей хитрости, о договоре с крымским ханом, судьбой которого я займусь потом. Я вам мешал. Всем вам. Я хотел этого. Отсюда я смогу... Я много чего смогу...
Маг снова провел рукой в воздухе, и козаки, едущие по степи, приблизились, будто смотрел сейчас на них Приблуда в самую сильную подзорную трубу, гораздо сильнее, чем ту, что видел он у одного полковника.
Лица козаков были покрыты пылью, одежда, оружие тоже запорошены. На лицах — пот.
— Ты не знал, что они идут следом? — спросил Степной Орел. — Вы были наживкой. Вы были червяком на крючке, только я не рыба.
Маг засмеялся.
— Столько жертв, столько боли — и все напрасно. Он врал, — маг указал пальцем, унизанным перстнями, на стонущего от боли Волка.
Солнечные зайчики от перстней весело прыгнули по камням.
— Тебя привели, как доказательство, чтобы я поверил. Но ты ведь действительно видишь источник.
Желтое пламя гудело вокруг Приблуды, вибрировало внутри него.
— Прости, сынок, — прошептал Чугайстр сзади.
— Он не из Литвы, ведь верно? — спросил Степной Орел. — Вы забираете детей из семей и отдаете их в чужие руки только для того, чтобы никто не мог пресечь передачи по наследству этого умения, уничтожить людей, способных прозреть и даже видеть источник. Напрасно вы все мне это сказали. Теперь я знаю, что искать. Я знаю, где искать.
Козаков было пять сотен.
Приблуда узнавал их. Кажется, мелькнуло лицо Звыняйбатька. И старый Охрим тоже пошел в поход? Это он с сыновьями?
Комок подступил к горлу Приблуды. Его семья... Где его семья? Почему его лишили матери и отца, лишили родного дома, сделали Приблудой? Тем, кто приблудился, не родным, тем, кто никогда не станет родным...
Приблуда застонал, отворачиваясь.
— Смотри, — приказал Степной Орел. — Они уже почти подошли. Они думают, что их колдуны их скрыли? Я в своей крепости и возле источника. И нет силы, способной это изменить. Каждый, в ком я почувствую силу, — умрет первым. Еще немного, смотри...
Чугайстр бросился на мага.
Связанный, окровавленный, он попытался толкнуть мага вперед, сквозь зубцы, но джинна успел раньше. Узкий изогнутый клинок полыхнул в его руке, и Чугайстр упал. Нога его отлетела прочь, кровь потекла по камням.
Джинна наклонился к кричащему от боли старику, в ладони его загорелся огонь. Кровь на культе вскипела и, чернея, запеклась.
— Ты еще не умрешь, — сказал маг. — Не сейчас.
Степной Орел протянул руку, словно хотел дотронуться до козаков... Они были рядом, совсем рядом, до них можно было дотронуться...
Маг полоснул ребром ладони, словно кинжалом.
Молодой козак, что-то говоривший своему товарищу, дернулся, прижал руки к горлу и мешком повалился с коня.
— Вот так, — сказал маг. — Жарко, безжалостное солнце. Он умер. Бывает. А вот этим...
Маг сжал кулак и ударил перед собой — четверо козаков разлетелись прочь, словно шарахнула в них невидимая каменная глыба.
— И еще!
Полыхнул огонь прямо посреди замерших от неожиданности козаков, разом вспыхнула одежда, волосы, плоть...
Приблуде показалось, что он слышит крики сгорающих заживо. Один, два, десяток живых факелов бежали по степи, сталкивались и падали, догорая неподвижно. Черные дымы потянулись к небу, встали надгробьями над сгоревшими.
Приблуда зажмурился, почувствовал, как силы оставляют его, как тело его превращается в сосуд, наполненный отчаянием и страхом, гневом и яростью.
Броситься на мага, пусть не слушаются руки, пусть нет сил — броситься, попытаться, как Чугайстр... проклятый обманщик.
И вдруг все исчезло: ярость, гнев отчаяние, страх — все. Осталась пустая оболочка от Приблуды. Ничего не было у него в душе. И самой души не было. Не было, не было, не было...
Приблуда медленно опустился на камни, на раскаленный солнцем каменный пол.
Все проносилось мимо него. И желтое пламя, и стоны Чугайстра, и смрад сгоревшей плоти Волка. Приблуда проваливался в бездонную пропасть, все глубже и глубже, в самое сердце земли.
Темнота сжала выгоревшее небо, скомкала его в небольшой круг. И совсем раздавила в безжалостном кулаке.
Влад вскрикнул и проснулся.
Он вырубился. Задумался, а потом не заметил, как уснул. Проклятый цветок. Проклятый сатра.
Влад посмотрел на часы — восемь часов. Он проспал еще час. Сейчас он встанет с дивана, откроет балконную дверь, вышвырнет хитрое сплетение хрупких жилок прочь, в темноту, в дождь, ставший вечным.
Где-то там по городу рыскает художник, ставший убийцей. Где-то Серый пытается найти выход, мечется, разыскивая трупы, и придумывает выход из этой ловушки.