Яичница из гангстеров

— Взгляните наверх, Портер. Вот почему здесь так жарко — из-за этих ламп. Вы же работник кино — вы были им. Вы должны кое-что знать об инфракрасных лучах. При инфракрасном свете, имея специальную кинопленку, вы можете снимать кадры даже в темноте. Я знаю об этом не очень много, но сегодня днем один из ваших техников рассказал мне массу интересного, в этом плане.

И тут-то он, наконец, испугался по-настоящему. Испугался до смерти. Страх выступил на его лице, как будто его кожу облили каким-то зримым веществом.

— Вот именно, — сказал я. — Но только инфракрасные лучи — это не видимый глазу спектр, — это тепло; не световая волна, а тепловая. Тепловую волну можно использовать для киносъемки. Вот для чего здесь гудящий кондиционер, — чтобы мы не изжарились заживо, а также чтобы заглушить звук кинокамеры.

Он оторвал от меня взгляд, посмотрел на остальных, потом вновь повернулся ко мне.

— Теперь до вас дошло? — спросил я его. — Все время, пока вы и все мы смотрели этот фильм, невидимая камера снимала нас всех на пленку. — Я показал на экран. Если пристально вглядеться, можно было заметить в нем отверстие, большую линзу. — И с точностью хронометра притом, Портер, так что каждый штрих, малейшее изменение в лице можно соотнести с тем моментом в сцене убийства, который вызвал изменение. — Я дал ему вникнуть в смысл моих слов и добавил: — Я хочу увидеть, что было с вашим лицом всякий раз, когда на экране появлялся человек, лежащий на траве, под кустами, — человек, который видел, как вы убили Мельбу. И особенно, когда появился я — в вашей роли, — когда я вылез из окна и столкнул тело в бассейн. Подумайте над этим. Одиннадцать человек, смотрящих фильм в темноте; у вас не было никакого основания притворяться или стараться скрыть выражение волнения, страха или отвращения на вашем лице. Одиннадцать человек: миссис Френч, которая думала, что убила Мельбу, и еще девять невинных людей, — и вы, Портер, истинный убийца. Как, по-вашему, вы будете выглядеть в этом втором фильме, который мы только что сняли при помощи этих ламп? — Я показал на лампы у нас над головой.

Он сник. Казалось, он вот-вот расползется на части, мышцы как будто обмякли под кожей. И тут я нанес ему последний удар.

— Все это, от начала и до конца, было сделано специально для вас. Я все построил вокруг вас, Портер. Воспроизведение акта убийства, инфракрасный свет и даже еще одно — последнее — доказательство. Даже сейчас происходит съемка, и вы весь на пленке, — с вашим лицом, выражающим сознание вины и чувство страха. Вот послушайте. — Я подошел к кондиционному устройству и выключил его. В тяжелой тишине стал явственно слышен стрекочущий звук продолжающей работать кинокамеры. — Все, что вы сделали, почти все, что вы думали и переживали с того момента, когда вошли в этот зал, к завтрашнему утру будет запечатано в жестяных коробках. На этот раз — вместе со звуком. Знаете что, Портер? Вы такой же мертвец, как Мельба.

— Мельба, — произнес он. Его плечи поникли, искаженные черты лица как будто выравнялись, приняли спокойное выражение. — Она сводила меня с ума, — сказал он. — Мельба была красавицей. Привлекательна до ужаса, до отвращения, — как наркотик, как болезнь. Я был влюблен в нее. Никогда не переставал любить ее. Я писал ей письма, и она меня шантажировала. Вынудила меня дать ей роль в нашем фильме. Она… унижала меня, рассказывала мне о других мужчинах. — Он говорил ровным голосом, с мягкой, почти непринужденной интонацией. — Я убил ее с наслаждением. Когда я вернулся в дом, я даже подождал немного у окна, — удостовериться, что у нее нет шансов выжить. Целый час после этого я испытывал чувство наслаждения. Но с тех пор — нет. С тех пор — нет.

Он умолк, и я повернулся, чтобы взглянуть на остальных. Все глаза были прикованы к Портеру, все лица будто застыли, внезапно окаменев. И в их лицах я увидел — в их лицах, а не в лице Портера, — отражение возникшей вдруг угрозы.

Это был пистолет, — маленький, но все же пистолет. Я не заметил, откуда он его взял. Перед тем, как войти в зал, каждый подвергся беглому осмотру, но Портеру как-то удалось пронести пистолет, который он сейчас и держал в руке. Его лицо и тон были по-прежнему спокойны, когда он спросил:

— Как вы узнали, Скотт? Почему вы были так уверены, что это я?

— Алан Грант, — сказал я. Он знал, что я имею в виду, хотя для остальных это было совершенно непонятно.

Он кивнул своей большой головой.

— Ясно. Я знал, что это была ошибка. — Он поднял руку с пистолетом.

Я сделал шаг в его сторону.

— Не валяйте дурака. У обеих дверей — полиция. — Я сделал еще шаг, надеясь, что успею подойти достаточно близко. — Смиритесь, Портер. У вас нет выхода.

Я ошибся. У него оставался один выход, и он им воспользовался. Прежде чем я успел остановить его, он вложил ствол маленького пистолета себе в рот и спустил курок. Звук был глухой, совсем не громкий. Он постоял, выпрямившись, — казалось, очень долго; потом он упал, и тишина взорвалась.