Солдаты одобрительно зашумели, раскуривая свои неизменные трубки. Санитары спешно уносили вглубь крепости раненых. Артиллеристы драили скребками с пыжовниками стволы пушек, вновь заряжали их ядрами. Крепость готовилась к длительной осаде.
В степи появились всадники. Человек шесть яицких казаков, размахивая белым флагом и крича, чтобы не стреляли, подъехали к воротам. Среди них был и Степан Атаров. Весельчак Кузьма Фофанов возглавлял делегацию.
– Эй, на валу, выходи на переговоры, – кричали они защитникам. – Сам государь под крепостью стоит и вас, неразумных, прощает… Выходь, побалакаем!
Полковник Елагин хотел было отдать команду стрелять, но барон Билов его остановил.
– Не надо, ваше благородие, стрелять мы всегда успеем… Послушаем, что злодей предлагает.
Он, быстро перехватив инициативу, подозвал сотника Падурова и велел выслать на переговоры несколько оренбуржцев. Те выехали из крепости в том же количестве, что и мятежники. За мостом, перекинутым через глубокий ров, сошлись. Пугачевцы принялись горячо убеждать их не супротивничать «батюшке», а открыть ворота и сдаться.
– Полно вам супротив законного государя бунтовать, – говорил оренбуржцам Фофанов. – Посылайте к черту своего коменданта-собаку да переходите к нам, как давеча ваши крепостные калмыки сделали. Надежа-государь вас пожалует, а не подчинитесь – смерть!
– Мы сами решить этот вопрос не можем, братья казаки, – рассудительно отвечал оренбургский урядник, седоусый пожилой казак с боевыми наградами на левой стороне груди. – Нужно съездить в крепость, спросить у господина сотника. Он у нас – голова! Как дело решит, так и будет.
– Ну, так поезжайте, спросите, – кивнул Кузьма Фофанов. – А офицеров с комендантом не слушайте, а вяжите их, вражин, веревками и выдавайте на суд государю.
Оренбургские казаки вернулись в крепость и доложили обо всем Падурову. Тот, поняв, что настала решительная минута, поспешил к бригадиру Билову с предложением сделать вылазку и отогнать пугачевцев от крепости. В это время их толпы опять усеяли в степи весь горизонт. Барон согласился.
Крепостные ворота со скрипом отворились, и полторы сотни оренбургских казаков во главе с бравым сотником Тимофеем Падуровым стройными рядами выехали в поле. Здесь они перестроились в широкую лаву, взяли на перевес пики. Сотник подал зычную команду выступать, и вся масса всадников стремительно сорвалась с места в галоп.
«Хорошо идут!» – с удовольствием подумал полковник Елагин, смотря на атаку оренбуржцев в подзорную трубу. Он, конечно, не мог слышать, что кричал своим казакам лихой оренбургский сотник.
А Падуров, резко кинув в ножны кривую татарскую саблю, которой он перед тем воинственно размахивал, неожиданно скомандовал:
– Казаки, стой! Отставить атаку.
Оренбуржцы в недоумении придержали коней, опустили пики. Удивились и пугачевцы, готовые уже ринуться навстречу неприятельской лаве и сшибиться с ней в безжалостной сабельной рубке.
Тимофей Падуров выехал в голову своего отряда, торжественно провозгласил:
– Казаки, кто хочет служить государю Петру Федоровичу Третьему, – арш за мной! – И, не оглядываясь, устремился к маячившим впереди пугачевским всадникам. Все оренбургские казаки, не сговариваясь, как один поскакали вслед за своим командиром.
На крепостном валу ахнули. По солдатским рядам ветром пронеслось грозное слово: «Измена!» Елагин, грубо выругавшись, велел канонирам дать залп в спину перебежчикам, но было уже поздно. Оренбуржцы выехали из сектора обстрела и обретались уже на нейтральной территории. Их с радостью встречали бросившиеся навстречу пугачевцы.
Падурова подвели к Емельяну Ивановичу.
– Ваше величество, команда оренбургских казаков в сто пятьдесят сабель переходит на вашу сторону и готова служить верой и правдой! – припав на одно колено и прижав правую руку к сердцу, поклонился Тимофей Падуров. – Прикажите, государь, быть в первых рядах на приступе!
– Молодец, сотник! – довольно произнес Пугачев. – Верю тебе, за то, что воевал против, прощаю… Будь отныне моим верным полковником, принимай полк!
– Слушаюсь, ваше императорское величество! – с воодушевлением произнес Падуров. – Прикажите – умру!..
– Жить надо, полковник Падуров! – поправил его Емельян Иванович. – Жить и побеждать Катькиных енералов!
Отпустив оренбуржца, Пугачев призвал ближайших сподвижников. Подъехали Иван Зарубин, походный атаман Андрей Овчинников, Максим Шигаев, полковник Митька Лысов, командир илецких казаков Творогов, начальник артиллерии Чумаков, есаул Витошнов. Все спешились и расположились кружком на ковре, предупредительно расстеленном на траве Идоркой и Давилиным.
– Как будем крепость брать, други? – спросил Емельян Иванович. – Не сдается, вишь… Крепкий орешек.
Митька Лысов с Чикой лукаво переглянулись – уже успели с утра слегка поддать… в обозе. Чика кивнул кудлатой, нечесаной башкой, и Митька выставил на ковер четверть. Атаманы довольно заулыбались, взглянули вопросительно на батюшку.