Здесь вновь разлучились братья Атаровы. Средний Борис поехал в свой полк, коим командовал небезызвестный Митька Лысов, младший присоединился к своим товарищам из отряда Овчинникова. Это была все та же полусотня удальцов, перебежавшая вчера из подразделения старшины Акутина. Казаки были разных возрастов: и молодые, и старые.
Андрей Овчинников за ночь времени зря не терял, водки пил мало, а с помощью Ваньки Почиталина сделал подробный список своих людей. Такого не было еще ни в одном отряде. Придворный батюшкин писарь Почиталин вначале было капризно заартачился, силясь спихнуть с плеч не свойственную ему работу, но отец, Яков Филатьевич, числившийся в подразделении Овчинникова, уговорил. Пока Иван с Андреем Афанасьевичем составляли реестр, Яков Почиталин дал денег Кузьме Фофанову и тот, прихватив с собой одного пронырливого казачка, хорошо знавшего местность, смотался с ним на ближайший хутор – за водкой. Воевать – так воевать, а пить – так пить, тем более ежели сам царь-батюшка позволил!
У всех трещала с похмелья голова, особенно у Фофанова, хватившего с непривычки лишку. Хотелось испить натощак холодненького огуречного рассола, отлежаться в тени, но нужно было спешно выступать в поход, и казаки, пересилив утренний недуг, оседлали коней и тронулись.
Степан Атаров прибился к своим знакомцам: Фофанову, Якову Почиталину, Андрею Овчинникову, к другим боевым казакам из городка. Он только начинал службу, они же обломали не один суровый поход, бывали во всяческих переделках. У них было чему поучиться молодому, неопытному казаку.
– Ты, Степка, главное дело в сражении позади опытных старых бойцов держись, – напутствовал его Овчинников. – Они пиками и шашками дорогу среди неприятеля прорубают, а ты – ружье в руки – и гляди зорко по сторонам. Как только заметил вражеского бойца впереди, так и пали в него метко, сшибай с коня. Этим ты переднему большую поддержку окажешь, а он – тебе. Так в паре и пробьетесь сквозь вражье войско.
Кузьма Фофанов разговаривал с Почиталиным:
– Куды идем, не слыхал, дядька Яков? Ванька ничего не брехал?.. Он ить у тебя при государе!
– На Гниловской форпост правим, – со знанием дела отвечал Яков Филатьевич. – Батюшка, надежа-государь, по линии решил пройтись, пушек да людей в степных крепостях набрать. У нас ведь людей, слышь, Кузьма, прорва, а артиллерии – ни черта! Разве без нее навоюешь?
– Правда твоя, Филатьич, – услышав, согласился Андрей Овчинников. – Пушки нам до зарезу нужны… Будет у батюшки артиллерия – никакой Яицкий городок не устоит! Да что там, сам Оренбург не страшен будет… Правильно Петр Федорыч делает, что по форпостам идет. Сейчас там солдат мало, все на войне с Турцией, а казаки нам только радые будут, враз на нашу сторону перейдут!
– Ну, ты голова, Андрей Афанасьевич! – восхищенно заметил Степан Атаров. – Всю воинскую науку превзошел. Быть бы тебе войсковым атаманом, так нет же – старшины ни за что не позволят!
– А нам старшины не указ, – строптиво возразил Кузьма Фофанов. – Вот захотим, и выберем на кругу Андрея Афанасьича атаманом!
– Где он, тот круг?.. – неуверенно проговорил Степка.
– Батюшка обещал нам казачьи вольности возвернуть, – напомнил Фофанов, – вернет, как было обещано!.. Ты царский манифест читал?
– Неграмотный я, – пожал плечами Атаров. – Так, краем уха слыхал… Старший брат, Борис, что-то об том баял…
Гниловской форпост сдался Пугачеву без сопротивления. Небольшой отряд яицких казаков человек в семьдесят во главе с сотником, с одной полевой пушкой выехал навстречу императорскому войску.
Среди сдавшихся был племянник злейшего врага войсковых казаков Мартемьяна Бородина Григорий Семенович Бородин – казак послушной, старшинской стороны. Это вначале смутило сподвижников Пугачева. Некоторые горячие головы вроде Зарубина-Чики и Митьки Лысова даже поначалу потребовали его казни. Емельян Иванович было поддался их уговорам, но тут высказались более степенные, рассудительные и не столь кровожадные Максим Шигаев и Михаил Толкачев. Они доказали, что Гришка Бородин, в бытность свою в Яицком городке, войсковой стороне вреда не чинил, со своим дядькой, злыднем Матюшкой Бородиным, не якшался, был всегда справедлив и с простыми казаками честен.
– Так что же, люб он вам, атаманы-молодцы? – спросил своих Емельян Иванович.
– Люб, ваше величество, не вели казнить, вели миловать! – согласно затрясли бородами сподвижники. Даже Иван Зарубин присоединился к общему хору.
Один только Митька Лысов – пьяный в стельку, так что еле держался в седле – не сдавался:
– А я супротив, надежа, Емельян Ив… Тьфу ты, оговорился, прости! – вовремя спохватился он и со страхом прикусил язык.
Пугачев, видя, что полковника понесло не в ту степь, незаметно мигнул Зарубину и Мясникову. Те, быстро спешившись, грубо стащили с коня брыкавшегося Лысова и поволокли с глаз долой, в обоз.
Емельян Иванович обратился к молодому Бородину: