Якобинец

Назначение Куаньяра мэром сильно озадачило де Бресси, хотя и по совершенно иной причине, чем могли предполагать со стороны. Он заметно опасался нового мэра, но тот подчеркнуто игнорировал владельца крупнейшего в городке особняка.

Лишь однажды ему передали от нового мэра письмо, смысл которого заставил его пережить неприятные минуты и что-то вроде стыда:

«После Термидора вы как-то сказали мне: «Гражданин Куаньяр.. кажется, за последние годы не было в Париже таких событий, в которых вы не ухитрились бы принять живейшее участие?» Ваша обычная ирония, понимаю.. Тогда у меня хватило сил промолчать, мне ничего от вас не нужно и давайте наконец закроем эту неприятную для нас обоих тему… Для вас моя «бешеная активность» всегда была только к лучшему. Я никогда не преследовал намеренно вас и вашу семью. Это судьба…

Хочу, чтобы вы знали, если бы ряд обстоятельств не привел меня в ту страшную ночь сентября 1792 в стены Аббатства Сен-Жермен, ваш труп давно сгнил бы в одном из монастырских колодцев, звучит это грубо, но верно, Луиза и ваши дети также были бы давно мертвы.

Не знаю, зачем мне захотелось написать вам сейчас. К чему? Каждому моему движению и слову, самому появлению рядом, вы всегда приписывали исключительно чёрный умысел. Вам тогда ничего не стоило заявить, что это я сам донес на вас и сам пришел освободить, чтобы предстать «благородным героем» ради низких целей. Я не готов был выслушать подобные обвинения.

А после вы и вовсе решили распорядиться моей судьбой, в том, что Луиза ушла я сильно подозреваю ваши «добрые советы», но не бойтесь, живите спокойно, насколько вам позволит ваша дворянская честь и совесть. «Кровожадный якобинский монстр» приложит все усилия, чтобы никогда более не встретиться на вашем пути».

Избрание мэром якобинца сильно обеспокоило как расслабившихся после Термидора аристократов, так и нуворишей Санлиса. Что, опять контроль над деловыми людьми, аресты аристократов, опять отчеты о доходах и патриотические пожертвования для этих оборванцев, опять террор?! Или что еще этот jacobin способен затеять?

За время уединенной жизни, разбитых надежд, горьких воспоминаний и пережитых мучений замкнутой и гордой души он глубоко изменился. Давно никто не слышал его смеха, о развлечениях давно не было и речи.

В мае 1797 года ему сравнялся 31 год, он оставался всё тем же ярким и сильным красавцем, каким, почти наравне с Сен-Жюстом блистал на вечерах в доме Дюплэ. Но переживания последних 3 лет оставили в его внешности и душе определённый отпечаток жёсткой мрачности, отпугивающей людей, особенно при первом впечатлении.

В нём было нечто, не допускающее бесцеремонного панибратства со стороны мужчин и желания кокетничать со стороны женщин.

Его боялись без реальных причин и выдумывали о его прошлом всякие «ужасы», то есть сентиментальный вздор о «трёх тысячах казненных по его личному приказу, но, конечно же, что главное, совершенно невинных людей»…

Впрочем, этими мифами увлекались и слепо верили им только богатые люди Санлиса, местные якобинцы отлично помнили своего прежнего председателя, простой люд был также расположен к нему, здесь помнили небогатую, трудолюбивую семью Куаньяров, его отца, мать и брата.

Когда Норбер верхом, в строгом чёрном костюме с трёхцветным шарфом и чёрной шляпе с трехцветной кокардой, в сопровождении ряда членов местной администрации и охраны ехал к зданию мэрии, люди с любопытством разглядывали их, кто с одобрением и надеждой, но кто-то и с затаённым ужасом и ненавистью.

У тротуара в тени под деревьями стояла оживлённая группа из четырёх изысканно одетых молодых девушек:

– Maman рассказывала, что еще перед выборами, она с тёткой была вынуждена обратиться к этому ужасному якобинцу…Возмутительно, этот грубиян самого последнего революционного образца, даже не встал, не поклонился, когда в кабинет вошли дамы, хуже того, он даже не снял перед ними шляпы! Но это ещё не всё, обращаясь к ним, хам даже не называл их титулы, а только лишь фамилии, словно они жёны поваров и лакеев! А ведь на календаре уже не 93 год!

– Господи! А вы ждали благородных манер от санкюлота?

– Беатрис, это который наш новый мэр, не тот ли стройный, яркий брюнет, красавчик, не старше 30? Вот бы познакомиться… Почему же я его нигде не видела, он не местный?

– Фу, у тебя дурной вкус, Софи, папенька говорит, он кровавый фанатик, из тех, что 3-4 года назад сотнями казнили порядочных людей в Майенне и в Лавале и его место на эшафоте, а не в кресле мэра!

– Зачем ты так жестока, я не узнаю тебя, Беатрис?! И якобинец все же человек… живая душа… Может быть всё клевета, и он не так уж и виноват? По-моему он очень даже интересный, в нём нет ничего ужасного, скорее, напротив, у тебя что-ли нет глаз?