Якобы книга, или млечныемукидва

– Дядь Толь, – вновь заговорил вертлявый парень, обращаясь к сосредоточенно молчавшему мужчине, как только начался следующий, малоинтересный сюжет про незадачливого домушника, пойманного в сети правосудия, – а ты точно знаешь, что в памятнике деньги спрятаны?

– Постой-постой, Вань, когда это я говорил про деньги? – терпеливо принялся опровергать его предположение Толик. – В одном я уверен наверняка: там что-то есть, не может не быть. Виктор мне тогда, во время наших скитаний, все уши прожужжал про этот конкретный камень, что он чуть ли не все тайны бытия открывает – ну, это он, конечно, гиперболизировал. Ты понял – преувеличил, в смысле. А потом и вовсе отнекивался, вроде разыгрывал меня таким образом, чтобы внимание отвлечь от сложившейся вокруг нас обстановки. Но ты же знаешь дядю Витю! И вот именно ты, Ваня, и натолкнул меня на мысль, что конкретный камень – это памятник, помнишь? Удивляюсь, как я сам только не догадался!

– Так давайте, может, начнем уже вскрытие производить! Нет сил ждать! – в нетерпении выпалил Ваня.

– Обождем, – сухо тормознул его творческий порыв Степаныч. – Говорю ж, до десяти утра подождать придется, внимание нам привлекать ни к чему, хотя у меня тут в садоводстве бабки в основном всякие живут, ранние пташки, но бабки эти – самая прошаренная публика, что касается исполнения закона о тишине.

– Эх, бабки, – мечтательно выдохнул Ванек, – то есть… короче, вы поняли. Как думаете: много нам дядя Витя оставил все-таки? – опять вернулся он к своей навязчивой идее.

– Дык Анатолий Сергеевич только что ж тебе объяснял, чего ты заладил с деньгами, Вань? – перебил его второй парень по имени Петька, исполнительный малый, хорошо себя зарекомендовавший в области доставки проблем, а потому взятый в дело. – Тебе ли не знать, какой Виктор Корнеевич приколист по жизни? Я так вообще уверен, что никаких денег там нет. Скорее уж координаты мест, куда он уехал. Да и много ли в памятнике денег упрячешь? Разве что чеки какие-нибудь. Или карты банковские, но их блокирнули бы уже давно – вообще не вариант. Хотя… золотом можно…

– Правильно Петруха говорит. Деньги – это на Витьку совсем было бы не похоже. Моя ставка: еще какую-нибудь головоломку нам подкинул, вот что будет в его стиле, – согласился Степаныч с Петром.

– А че… если там вообще нет ниче? – ужаснулся вдруг вслух Ваня.

«Иди ты…», «Да не может такого быть», «Ну чего ты болтаешь?» – послышалось сразу три опровержения его необдуманного, но опрометчиво озвученного уже допущения. В ту минуту Иван впал в трудную думу, что если в памятнике не деньги, то к чему тогда вообще все эти риски и резкие телодвижения, хотя и сам смутно предчувствовал, что вряд ли, едва ли все-таки деньги, ведь дядя Витя такой чудной: вечно придумывает какую-нибудь заумную хрень, вместо того чтобы вот так просто взять и по-человечески оставить деньжат на долговременную безбедность. Самостоятельно приходя к неутешительному выводу, Ваня извлек из кармана треников мобильный аппарат и с тоской глянул на часы. До десяти утра оставался целый нудный и долгий урок терпения – сорок пять минут.

Кризис второй. Временной

Никогда еще в своей жизни Иван с таким неподдельным трепетом не дожидался десяти утра. «И хрен с ними с деньгами, по-любому интересно, что там, – успокаивал он себя. – Как там дядя Витя говаривать любил: не в деньгах счастье? Философ, блин». Остальные, очевидно, тоже погрузились в какие-то очень свои размышления, рассеянно поглядывая время от времени в телевизор, в котором телеведущая в белом халате в самых непринужденных интонациях преподавала народу радости уринотерапии.

Напряжение меж тем росло, выражаясь в продолжительном, застывшем в воздухе молчании, которое благоразумно разрушил владелец хозяйства Степаныч:

– Ладно, еще десять минут осталось, конечно, но, думаю, можно приступать! Молодежь, тащите ящик с инструментами, сейчас мы с вами будем пилить саму истину!

– Так как пилить-то будем? – заинтересовался Ваня.

– Что пилить? – на всякий случай уточнил у него Толик, озадаченный чрезмерно развившейся в последнее время в Иване денежной зависимостью.

– Ну… эт… памятник! Я думал, кувалдой будем разбивать… – немного успокоил Ваня старшего товарища.